"Положение хуже губернаторского"

В новостях Диссернета наткнулся на материал об экспертизе диссертации нынешнего петербургского губернатора: он, оказывается, тоже с "учёной степенью" - кандидат экономических наук. Плагиат обнаружен на 152 из 194 страниц диссертации: wiki.dissernet.org/w/PoltavchenkoGS2004.html
Вряд ли ему что-то грозит. Здесь не Германия, где министра цу Гутенберга за подобное маленькое недоразумение лишили степени, исключили из партии и сняли с должности. И вряд ли генерала, полпреда и проч. и проч. не поставили бы на кормление и без ещё одной регалии. Спрашивается, на фига козе баян?

@темы: дневник наблюдений, новости

---

Антропологи подбираются к ролевикам.:)

Рецензия на новую книжку. Надо будет раздобыть и вживую полистать.

Писаревская Д. Б. Субкультура ролевых игр в современном обществе. М.: ИЭА РАН, 2011. 271 с.


В последние годы «ролевики» — анекдотические люди в средневековых костюмах с бутафорскими мечами, пугающие недостаточно информированных грибников в лесах Подмосковья и других регионов России, — все чаще привлекают внимание профессиональных антропологов. Один из них — Дина Писаревская, изучавшая российскую субкультуру ролевых игр живого действия (РИЖД) методом включённого наблюдения и свободного экспертного интервью с 2005 по 2011 год. На Западе и в России РИЖД появились независимо друг от друга и почти в одно и то же время (конец 1980-х - начало 1990-х годов). В нашей стране в большинстве своем они представляют собой театрализованные импровизации на тему некоего литературного произведения, в сюжет которого «мастера», то есть инструкторы, вносят элемент управляемой вариативности. Игрок одновременно становится и действующим лицом, и зрителем этого действа: он решает интеллектуальные задачи, которые ставит перед ним мастер, и получает удовольствие от вживания в роль и драматического взаимодействия с другими игроками. Помимо воображаемых литературных миров ролевики восстанавливают некоторые исторические события, но в этом случае придерживаются уже более жесткого сценария. Возможности перевоплощения, предлагаемые полевыми ролевыми играми, велики. В рамках игрового мира можно на время изменить свой возраст, социальный статус, национальную, религиозную, расовую и даже половую принадлежность. В книге Писаревской можно найти подробное описание ритуала вживания ролевика в игру, который автор остроумно уподобляет древним обрядам перехода. Интересно и то, как в субкультуре фиксируется ход игры и переживания участников — видео, фотографии и песни, которые составляют целый ролевой «фольклор».
Очень ценны наблюдения автора об отношении ролевиков к аутентичным обрядам и религиозным церемониям: зачастую участники намеренно искажают их, чтобы, к примеру, свадьба или принятие ислама «по игре» не имели последствий в реальной жизни. В начале 1990-х газеты много писали о пагубном воздействии, которое ролевые игры якобы оказывают на социализацию молодежи и ее психическое здоровье. «Нездоровым на голову» ролевикам инкриминировали даже убийства. Однако, как показывает Писаревская, если в те времена эти обвинения и имели хоть какую-то реальную почву, то за двадцать лет ситуация в корне изменилась. Во-первых, расширился ассортимент воображаемых и, соответственно, изображаемых миров. Начав с книг Толкиена, ролевики перешли на российское фэнтези, фантастику, детективы и исторические события. Во-вторых, представители субкультуры, не различающие свои игровые роли и реальную жизнь (на сленге ролевиков — «дивные»), утратили лидерские позиции. «Мастера» стали получать зарплату, субкультура обросла вспомогательным бизнесом, научилась взаимодействовать с администрацией тех сельских районов, где проводятся игры. И дело тут не просто в легализации и коммерциализации процесса: последняя, как отмечает Писаревская, не может стать стопроцентной, потому что в таком случае полностью разрушила бы игровую атмосферу. Важнее другое. Если раньше основную массу игроков составляли двадцатилетние студенты, то сейчас средний возраст ролевика повысился до 25 лет. Недосоциализированную молодежь постепенно сменяют успешные молодые специалисты. Одним словом, из замкнутой субкультуры РИЖД на наших глазах превращаются в полноценный социальный институт общего пользования, который, похоже, вошел в жизнь российского общества всерьез и надолго.


(с)Опубликовано в журнале: «Отечественные записки» 2013, №1(52).magazines.russ.ru/oz/2013/1/29k.html

@темы: книги, дневник наблюдений, ИРиРИ

---

Досто-филантропия

Когда раз за разом в твоих бескорыстных поступках ищут и не обнаруживают корысть, закономерно начинают подозревать тебя или наивным дурачком, или особенно хитро замаскировавшимся интриганом. Ну что тут скажешь человеку в ответ? Остаётся только улыбнуться. Или посмеяться, если уж очень настойчиво подозревают.
Другой вопрос, что рано или поздно пропадает желание такие поступки делать. Ну не хочет человек - так что ж ему, силком впихивать..

@темы: соционика, личное, на думку пробило

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Вечерняя гимнастика:)

Если перенести 60 кг за один подход на расстояние 8 км при помощи рюкзака, получится неплохая замена вопиюще проспанной утренней пробежке.
Ночью опять не спать. На этот раз не то чтобы не хотелось, просто до 11-ти утра надо прочитать триста страниц и написать хотя бы пол-листа. И предъявить

@темы: личное, дневник наблюдений

---

18.11.2013 в 00:09

Пишет  Темный Вала:

Студентам СПбГУ нужна помощь!
Друзья!
Думаю, уже многие знают, что Исторический и Философский факультеты СПбГУ сливаются в один Институт, что, фактически, означает их упразднение.
Студенты, преподаватели и выпускники написали петицию на имя ректора, которая выступает против объединения.
Даже, если вас это никак не касается, пожалуйста, помогите нам!
Мы просим помощи!

Петиция

И, пожалуйста, поделитесь этим со своими друзьями. Чем больше людей, тем больше вероятность спасти наш факультет..

@темы: цитаты, новости

---

Текущее (припевом:))

В воскресенье - двухчасовая тренировка в Сосновском парке. Ветер сосны мотал, конечно, но ветки если и падали на голову, то не слишком крупные. А про ощущение холода в футболке при +5 С как-то позабылось уже на второй минуте работы с колом.
Надо будет поискать, кстати, старые армейские наставления по штыковому бою.


Прослушать или скачать Штыком коли, прикладом бей бесплатно на Простоплеер

И ещё подумалось - работа с копьём на дальней дистанции чем-то напоминает обращение с рапирой. Тоже - работа ног, тоже - ассоциация с указательным пальцем, тоже доводка "указательным пальцем" на целевую точку спарринг-партнёра. Вот разве что дистанция боя подлиннее будет да дрын поувесистее.
Уставать стал в этом году ненормально быстро. Медицина, мать её...

@темы: личное, дневник наблюдений, ИРиРИ

---

"Ресторанный день" и немножко о Контакте:)

"Ресторанный день" в Петербурге - второй выход в люди. Блин уже не первый, стало быть, и вышел не комом. Даже понравилось немножко. Первый выход, впрочем, тоже понравился, но там обстоятельства были другие. Хотя сей опыт тоже оказался ценен.

@темы: личное, дневник наблюдений, новости

---

Подноготное:)

Любой новый вид деятельности - это в первую очередь мозоли в доселе непривычных местах. Вот кто бы мог подумать, что гитарная струна способна набить мозоль под самым ногтем верхней конечности?
Маникюр Достика под угрозой...

@темы: личное, дневник наблюдений

---

Про типирования по фотографии:)

Когда в тексте, посвящённом экономике, статистике и налоговому законодательству, встречаешь выражения вроде "чуткость/отсутствие чуткости", "тактичность/нетактичность" и "ревность", поневоле начинаешь полуосознанно типировать автора. Очное наблюдение предположения лишь подтвердило.

@темы: дневник наблюдений

---

«Просили у Юпитера царя – и он сбросил им в болото чурбан. Попросили другого – поумнее, подеятельнее, повеселее. Юпитер послал им аиста… Басня, просто басня, которую учат школьники… Но кого и когда она уму-разуму научила?..»

@темы: цитаты

---

Истфак СПбГУ в этот четверг приказал долго жить. Оптимизировали-с..
Еще недавно казалось, что упразднением системы кафедр с заменой их "направлениями" разгром и закончится, потому что куда уж дальше. Ой, какие мы оптимисты. Новости пересказывать неохота. Клим Жуков уже высказал, что он об этом думает: mreen.org/Zhukoff/rekviem-po-istoricheskomu-fak..., прибавлять чего-либо цензурное и существенное к этому пока не тянет.

@темы: дневник наблюдений, новости

---

Девочковое

Девочковое: внезапно обнаружил, что вырос из старой кожаной куртки (четырёхлетней, кажется, давности). Сейчас для неё был бы самый сезон. Ан нет, не только не застёгивается, но даже и не сходится. В плечах жмёт, в области ...эээ...талии - тоже. Отъелся, однако!
Влез в запасную. Из неё вырастать ещё долго

@темы: личное, дневник наблюдений

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

«Однажды перед встречей ко мне обратилась пионервожатая
и деловито осведомилась: "Вы Герой Советского Союза?" Я грустно ответил: "Нет".
Через некоторое время она вернулась
и с надеждой в голосе спросила: "Вы устанавливали знамя Победы над рейхстагом?"
Я совсем расстроился и печально повторил: "Нет".
Но когда она заглянула в третий раз
и в полном отчаянии поинтересовалась, был ли я узником Освенцима,
я понял - в моей военной биографии есть существенные пробелы…
Я пришёл на войну рядовым солдатом пехоты,
и мне просто повезло, что остался жив».
Е.А.Гольбрайх

В воспоминаниях - см. о практиках фронтовой повседневности 1942 г.:

До фронта мне никогда не приходилось есть из общей посуды. На войне тарелки не подадут, нередко приходилось есть из одного котелка вдвоём, втроём. Как-то уселись вокруг котелка с наваристым супом, в котором аппетитно плавали поверху куски американской тушёнки. Двое старых солдат аккуратно зачёрпывали ложками суп и, поддерживая их ломтями хлеба, чтобы не пролилось ни капли, не торопясь, ели. Мясо они старательно разгребали, отодвигая в сторону, чтобы не попало в ложку. Вегетарианцы, наверное. Я и раньше слышал о людях, что не едят мяса, но видел их впервые. Вот повезло! подумал я и, захватив кусок пожирнее, с удовольствием отправил его в рот. Старые солдаты молча переглянулись и с осуждением посмотрели на меня. Что-то здесь не так. На всякий случай, и я стал есть, как они. Оказывается, мясо едят, когда покажется дно котелка, зачёрпывают его по очереди, по старшинству. Иди, знай!

«На хозяйстве
Иногда мне кажется, что если не все, то очень многие фронтовые анекдоты обо мне. А началось ещё с Суслонгера. Я был пограмотней других, и политрук назначил меня старшиной роты. В тот злосчастный день на ужин выдавали селёдку. Выдавали её на вес, и в моём весе оказалось восемьдесят селёдок. Было от чего прийти в отчаяние. Что делать? В роте сто человек. Грустно стоял я над остро пахнувшей селёдкой, терзаясь сомнениями, как разделить восемьдесят селёдок на сто человек. Подошёл старый солдат: "Чего задумался?" Я поделился. "Не бедуй! В роте сколько взводов? Четыре. Ну, и раздай каждому помкомвзвода по двадцать селёдок и дело с концом". "А как же они?" не пожелал я свою тяжкую ношу перекладывать на чужие плечи. "А они разделят по отделениям". Старый солдат смотрел на меня с недоумением: притворяется или в самом деле дурак… (в самом деле…)

Вечером отделения собрались вокруг разложенных на газете паек хлеба. На каждой лежал кусок селёдки. Солдат постарше протягивал руку и, указывая на какую-нибудь пайку, вопрошал: "Кому?" А другой, со списком в руке, повернувшись спиной к группе, называл в разбивку фамилии. С непривычки было как-то не по себе. Я комсомолец, что дадут, то и ладно. А тут какой-то дореволюционный обычай. На моё замечание старый солдат отодвинул меня в сторону: "Не мешай!" Недовольных, впрочем, не было. Поразительно, что ни в одном кинофильме этого традиционного способа распределения солдатской еды нет. Стесняются, что ли?
(...)
Мне не раз хотелось провалиться сквозь землю из-за своей наивности. В первый день на передовой старшина протянул мне банку консервов: "ешь". Я знал, что банка тушенки дается на пять человек, на глазок отмерил и аккуратно выел пятую часть. "Да ешь ты, ешь!" сказал старшина. "Нема дурных! Не стану я есть в счёт завтрашнего дня. Может, ещё жив буду". И я мужественно отказался. Старшина посмотрел на меня с сожалением.

До фронта мне никогда не приходилось есть из общей посуды. На войне тарелки не подадут, нередко приходилось есть из одного котелка вдвоём, втроём. Как-то уселись вокруг котелка с наваристым супом, в котором аппетитно плавали поверху куски американской тушёнки. Двое старых солдат аккуратно зачёрпывали ложками суп и, поддерживая их ломтями хлеба, чтобы не пролилось ни капли, не торопясь, ели. Мясо они старательно разгребали, отодвигая в сторону, чтобы не попало в ложку. Вегетарианцы, наверное. Я и раньше слышал о людях, что не едят мяса, но видел их впервые. Вот повезло! подумал я и, захватив кусок пожирнее, с удовольствием отправил его в рот. Старые солдаты молча переглянулись и с осуждением посмотрели на меня. Что-то здесь не так. На всякий случай, и я стал есть, как они. Оказывается, мясо едят, когда покажется дно котелка, зачёрпывают его по очереди, по старшинству. Иди, знай!

Зимой выдавалась водка, чаще разливная, но иногда и в бутылках. Пол-литровая бутылка на пять человек. А как поделить? Поллитровка водки по высоте равняется пяти спичечным коробкам «лёжа». Но спички были далеко не всегда и до трофейных немецких зажигалок курильщики пользовались первобытным кресалом. Отмечали пальцем одну пятую высоты бутылки, и, отхлебнув, смотрели вроде до ногтя еще на спичку осталось. И так по очереди все пятеро.

Вообще-то в этом отношении я был выгодным солдатом не пил, не курил. Махорку отдавал товарищам, как правило, пожилым, которые без курева жить не могли и дымили, когда курить было нечего, какой-то немыслимой смесью. Курить я так и не стал, а пить понемножку начал уже к концу войны. Некурящим взамен папирос и табака полагался шоколад. Но тогда я об этом не знал. Да и кто бы стал возиться с одним некурящим? Вот бы привезти матери и сестре несколько плиток. Забыли за войну, что такое сахар, не то, что шоколад.
А привезти бы я мог не только шоколад. Как кончилась война, штрафную нашу роту расформировали. Пошел рассчитываться, сдавать обмундирование. Принёс полушубок белый, пушистый, длинный, коленки в нем не мёрзли. Старшина кинул мне его обратно: Я его уже списал! Как списал? Вот же он целый! Возьми. Матери пошлёшь! Он знал, что родные в эвакуации и бежали, практически, в чём стояли. Посылки в тыл уже были разрешены, но я не сдавался и полушубка не взял. Как можно списать вещь, если она цела?.. Еще долго учила меня война. Но многие её уроки пошли прахом…
См.: Е.А.Гольбрайх "Былой войны разрозненные строки" flibusta.net/b/342901/read

@темы: книги, цитаты

---

Мышеловка:)

13.11.2013 в 21:46

Пишет  Jiko:

Из серии "сделай сам"
Осень, птицы перебазируются на юг, а мыши - с улицы в дом.
Для сельских жителей (особенно недавних), у которых мыши есть, а кота нет, или кот есть, но не особо помогает, зато отравы не насыплешь, и которые стандартную мышеловку не любят за негуманность и прищемлённые пальцы, короче, для всех товарищей по несчастью, лайфхак:

мышеловка.

берём обычную пластиковую бутылку без крышки, на дно - вкусняшку типа хлебушка с маслом, на горлышко - нитку покрепче, и тащим конструкцию к любой приподнятой горизонтальной поверхности, по которой - это обычно хорошо отслеживается на нюх и на глаз - мыши любят шлындить. Там нитку крепим из расчёта, чтоб бутылка могла висеть вертикально (из наклонной при некотором старании можно выбраться), а саму ловушку кладём горлышком к потенциальным клиентам, донышком - в воздухе, так, чтоб при небольшой нагрузке бутылка падала. Всё! Дело одной минуты. Бутылок можно разложить несколько, по всем стратегическим точкам. Удобно это сделать с вечера. Потом падаем спать, каждые пять минут подскакиваем от грохота сыпящихся бутылок, а с утра идём любоваться на узников совести: сидят по бутылкам, точат хлеб, смотрят мрачно. Собранный урожай можно вытряхивать в клетку и дрессировать, подсыпать втихаря в дом к заклятым врагам, дарить знакомым кошкам и совам или расставаться каким-либо иным способом. Профит!
P.S. Один тонкий момент в применении: надо на ощупь проверять равновесие, искать положение, при котором бутылка только-только сама не падает. Если будет лежать слишком устойчиво, мышь там пообедает, скажет "спасибо" и уйдёт восвояси))

@темы: цитаты, дневник наблюдений

---

"Поверить цифрами науку"
Отдел науки «Газеты.Ru» о том, как в России могут оценивать эффективность работы научных учреждений.

См.: www.gazeta.ru/science/2013/11/11_a_5745593.shtm...

@темы: цитаты

---

Коллеги-математики про человеческую веру в точность, независимость и эффективность подсчётов:
Игра в цыфирь, или как теперь оценивают труд учёного (cборник статей о библиометрике). –– М.: МЦНМО, 72 с.: ил.

Статьи математиков, статистиков и биологов, содержащие критическую оценку широко распространённых теперь библиометрических методов оценки научной деятельности. Авторы показывают, к каким неверным выводам может приводить использование таких численных показателей, как импакт-фактор и индекс цитируемости. Основное место в сборнике занимает отчёт «Статистики цитирования»,
подготовленный по инициативе Международного математического союза. К нему добавлен ряд других статей на эту же тему.
Электронная версия книги доступна по адресу

www.mccme.ru/free-books/bibliometric.pdf

@темы: книги, цитаты

---

В зоне туземной науки

«...Грубо говоря, если провинциальная наука – это карго-аэропорт, который подаёт сигналы настоящим самолётам, которые этих сигналов не слышат и никогда на него не садятся, то туземная – это аэропорт, который подаёт сигналы самолётам воображаемым и эти самолёты регулярно на такой аэродром садятся. Разница между зонами туземной науки заключается в том, что ближняя постоянно доказывает самой себе и тем, кто согласится слушать, что её аэропорт и самолёты – такие же, как настоящие, а дальняя зона
успешно забывает, что эти настоящие где-то существуют.

Начать, вероятно, следует с истории возникновения и формирования туземной науки как целостного феномена – заглянуть в советскую и постсоветскую историю и попытаться увидеть её истоки. Советская система управления наукой, в числе прочего, предполагала экспорт гуманитарных дисциплин в регионы. Однако основным типом экспорта было обеспечение вузов и академических институтов специалистами в области философии, научного коммунизма и политэкономии. Кроме того, гуманитарная наука была представлена преимущественно педагогическими вузами, а также историческими и филологическими факультетами университетов. При этом очень часто при кафедрах и факультетах функционировали
дополнительные структуры (социологические лаборатории, рабочие группы и т.п.). Все представители этих дисциплин были плотно интегрированы в советскую систему академической мобильности и контроля качества научного продукта. Существовали регулярные курсы повышения квалификации, конференции на общесоюзном уровне и все прочие атрибуты «нормальной» академической жизни. Контакты с коллегами с родственных кафедр, с профильными факультетами и академическими институтами существовали и были достаточно активными. Не в последнюю очередь это было нужно для обеспечения идеологического контроля над социогуманитарными дисциплинами. Как хорошая хозяйка салона, советская власть следила за тем, чтобы все участвовали в разговоре, и чтобы кружки, общающиеся в разных частях зала, не договорились до чего-то, что перессорит их между собой, или, еще того хуже, с ней.

В начале 1990-х произошло два изменения, которые радикально трансформировали это пространство. Во-первых, было полностью закрыто бюджетное финансирование интеграции региональных кафедр в единую систему (как и практически все финансирование академической мобильности, но здесь последствия этого были особенно ощутимы). Во-вторых, сами кафедры вынуждены были срочно осваивать новые дисциплины и формы работы, поскольку из учебных планов были удалены все «их» предметы, кроме философии. С исчезновением возможности общения с коллегами была разрушена одна из главных составляющих науки – система конвенциональной оценки качества производимого продукта. Никто не следил больше, кто и что
говорит в разных углах зала, и слушает ли кто-то кого-то.

Кроме того, наступило время финансовых бедствий. Некоторые региональные центры интегрировались в возникающую «грантовую экономику» (Соколов, 2009) и стали провинциалами.
Для большинства, однако, основными заказчиками на услуги социальных и гуманитарных наук в момент сокращения финансирования в 90-х оказались образовательная и государственно-бюрократическая системы. В образовательной системе туземным гуманитариям удалось занять место, создавая гуманитарные факультеты, которые и стали местом воспроизводства туземной науки. Государственная власть требовала от гуманитариев производства двух специфических продуктов. Во-первых, это легитимирующие тексты – придание принятым уже решениям вида обоснованных. Не надо путать это с анализируемой Фуко и Бурдье властью интеллектуалов. Здесь нет власти, здесь есть ситуация, когда придворный астролог говорит, видя, что сюзерен уже принял решение, о том, что звезды благоприятствуют. Он всего лишь придает уверенности тому, кто потом будет это решение исполнять. Теоретически он может начать собственную игру или возражать (взывая к звёздам – экономическим и социальным реалиям), но это заканчивается для него также, как и для астролога в королевском замке. Он очень недолго будет востребован в этой роли. На практике, это могут быть всевозможные аналитические записки, вводные части всякого
рода директивных документов и подобные тексты, которые придают «учёности» решениям,
которые уже приняты.

Второй продукт – это тексты, которые нужно производить, однако цель этого производства не ясна. К ним можно отнести планы социально-экономического развития городов (ещё в советское время), планы развития регионов, концепции региональной социальной (молодёжной, образовательной и несть числа им) политики и прочее. В этом случае гуманитарий ближе скорее к поэту – не может существовать королевский двор, в котором нет поэта. Туземный научный текст работает как ода к восшествию на престол, с ним ничего не нужно делать, он просто должен быть.

И в том, и в другом случае основной аудиторией туземных учёных были аутсайдеры (студенты, чиновники), не другие инсайдеры; более того, это были аутсайдеры, заранее расположенные или, по крайней мере, безразличные к тому, что ученые хотели им сказать (поскольку учёные старались не говорить ничего такого, что могло бы им не понравиться). В этой ситуации никто особенно не был заинтересован в том, чтобы убедиться, что учёные выполнили свою работу по поддержанию пространства внимания, услышали все реплики в соответствующей дискуссии, или что кто-то услышал их. Требовалось лишь соответствие минимальным заданным внешним критериям респектабельности, которые продемонстрировали бы, что власти выслушали действительно научные рекомендации, а студенты получили образование в научных центрах.

Эта необходимость была основной причиной сохранения идеи того, что для любой подобной деятельности необходимо еще «заниматься наукой». Дополнительно это усиливалось периодическими напоминаниями со стороны Министерства образования и Академии (если дело происходило в академическом институте). Однако научная деятельность стремительно теряла свою содержательную часть. Она превращалась в простую форму, которая позволяла легитимировать существование кафедр и лабораторий в глазах всех заинтересованных структур.

Эта история всегда повторяется, когда внешние административные органы начинают регулировать науку. Администраторы нуждаются во внешних критериях, позволяющих недвусмысленно определить, что какая-то реплика в академическом разговоре была произнесена. Они, как правило, не берутся оценить, услышал ли её кто-то (так как ответная реакция поступает лишь существенно позднее), или была ли она удачной (так как это могут сделать только участники той дискуссии, к которой она принадлежит, а привлекать их трудоёмко и чревато дополнительными сложностями). Они ограничиваются тем, что наблюдают сам факт произнесения реплики, не задаваясь вопросами, не была ли она заведомо обращена в пустоту. Окружение индивида, даже
если оно не участвует в той же дискуссии, как правило, может сказать больше о качестве реплики и реакции на неё. Но непосредственные доноры туземных ученых (вузы, госорганы и т.д.) изначально не интересовались качеством производимого теми научного продукта, и были заранее согласны на всё, на что соглашалось Министерство.

Все стороны, таким образом, сходились на том, что достаточно соблюдать самые общие внешние формы поведения, ассоциирующиеся с участием в научном диалоге. В отношении важности приписываемой внешним формам, туземная наука походит на провинциальную. Отличается источник внешних форм, степень их детализации и проработки, и быстрота обновления. Первым источником формообразования для туземцев стала министерская норма, касающаяся системы гратификации и связанных с этим правил. Информация из этого источника подвергалась некоторым регулярным обновлениям, но требования министерства по определению не могли быть слишком детализированы (нельзя регулировать интонации при чтении доклада). Вторым источником стали воспоминания первых поколений туземных учёных о том, «как должно быть»,
то есть, по сути, о том, как работала система в советское время. Эти воспоминания отличались существенно большей детальностью, и наложили на поведенческие идиомы более ощутимый отпечаток.

Затем пришло второе поколение – студенты, поступавшие на «новые» гуманитарные специальности в первой половине 1990-х. Для них эта реальность стала единственно возможной – они не видели советской системы, и замкнутая на себя туземная наука стала для них единственно возможной реальностью. Они именно так восприняли «правильную организацию науки». И сегодня, как показывают наблюдения представители второго поколения (которым сейчас по 30-40 лет и которые условно называются «молодыми кандидатами») воспроизводят эти правила уже как само собой разумеющиеся. Они транслируют их третьему поколению, которое уже весьма ограничено в возможностях контакта с первым – с теми, кто помнит, как производилась советская наука.
Это напоминает классическую завязку академического сюжета: мировая наука погибла, и мы
восстанавливаем ее по уцелевшим остаткам подобно археологам... (»

(с)Михаил Соколов, Кирилл Титаев "Провинциальная и туземная наука"
См.: eu.spb.ru/images/pnis/SOKOLOV_TITAEV_FINAL.pdf

@темы: книги, цитаты, дневник наблюдений

---

О РИНЦ и других индексах

Виталий Тихонов (к.и.н.)
"Российская историческая наука и индексы научного цитирования"// Журнал «Новый исторический вестник». Опубликовано на сайте "Перспективы" 12/09/2013

«....Изучение индекса цитирования у историков позволяет сделать несколько наблюдений.
Во-первых, если отбросить учёных, только косвенно относящихся к исторической науке, то становится очевидным, что самые высокие рейтинги у тех, кто занимается древними периодами истории, особенно археологией.
Связано это, в первую очередь, с тем, что древность отличается крайней скудностью источников, зато историография здесь чрезвычайно обширна. Как следствие, прежде чем перейти к анализу темы, необходимо «учесть» и процитировать значительное количество работ коллег. Кроме того, тематика исследований здесь заметно уже, чем в изучении нового и новейшего времени, что опять-таки приводит к неоднократным возвращениям к уже рассмотренным вопросам.
У специалистов по древней истории есть ещё одно неожиданное преимущество: небольшое количество специализированных изданий и узкий круг коллег-исследователей. Это приводит к тому, что им легче отслеживать публикации друг друга, в то время как историки, занимающиеся новейшими периодами, «тонут» в потоке новой литературы, где большого труда стоит отделить «зерна» от «плевел».

Есть свои важные особенности и в археологии. Чрезвычайно высокий, по меркам историков, уровень цитирования археологов является следствием того, что формы организации археологических исследований в значительной степени являются коллективными. Археологи работают относительно крупными коллективами, поскольку даже небольшие раскопки и анализ их данных требуют усилий разных специалистов: археологов, почвоведов, химиков и т.д. Если раскопки имеют широкий размах, то необходимо, чтобы сразу несколько археологов готовили отчёты по работе, это приводит к большому количеству авторов одной публикации. Необходимо учитывать и специфику археологических источников: если на письменные источники можно ссылаться напрямую, то археологические источники, как правило, не становятся доступными сразу после завершения раскопок и консервации объекта, а потому те, кто занимается схожей проблематикой, ссылаются на статьи коллег как на источники.

У специалистов по новой и новейшей истории количество ссылок заметно меньше. Это объясняется и большим объёмом первоисточников, и тематической широтой, и сравнительно скромной историографической традицией. Повышенное внимание вызывают только важные, «постановочные» статьи и монографии, охватывающие широкие проблемы. В этом плане умение мыслить концептуально – едва ли не главная «дорога» к высокому индексу цитирования. Особой популярностью пользуются труды авторов, склонных к разработке вопросов теории исторической науки. Равно как и учебники, в основном из-за их общественной значимости.

РИНЦ позволяет выявить и наиболее востребованную тематику в изучении нового и новейшего времени. Это – межэтнические отношения (В.А. Тишков, В.А. Шнирельман), сталинские репрессии (Н.Ф. Бугай, В.Н. Земсков), Великая Отечественная война (Е.С. Сенявская), высшее образование и университетская культура (А.Ю. Андреев, А.Е. Иванов, И.В. Шильникова), общественная мысль, особенно консервативная (А.Н. Медушевский), историческая демография (В.Н. Земсков, В.Б. Жиромская), гендерные исследования (Н.Л. Пушкарева) и т.д. Чрезвычайно востребован в среде историков, хотя приносит мало ссылок, формат исторической биографии.
Меньше всего ссылок – на краеведческие работы, исследования по источниковедению и историографии.

Если небольшое количество ссылок на краеведческую литературу легко объяснимо узостью тематики, то ситуация с источниковедением и историографией гораздо сложнее. Возможно, это связано с небольшим количеством специалистов по этим направлениям. В случае с историографией необходимо учитывать и ориентацию современных историографических «штудий» на персональный подход. Это приводит к ситуации, когда множество историографов превращаются в «специалистов» по одному, пусть и крупному, историку. Приходится учитывать и слабую разработанность истории исторической науки и культуры в целом, что заставляет исследователей ориентироваться на изучение «белых пятен», не имеющих историографической традиции.

Наблюдения над статистикой РИНЦ позволяют уловить важную тенденцию в исторических исследованиях, как и в гуманитарных науках в целом: усиливающаяся междисциплинарность. Стабильно высокие рейтинги имеют ученые, которые стремятся к исследованиям не только в области «чистой» классической истории, но и политологии, этнологии, права, демографии и т.д. Публикация в специализированных журналах для политологов, правоведов, демографов и т.д. только способствует росту востребованности материала. Высоким потенциалом цитирования обладают работы, напечатанные в междисциплинарных журналах.

Невооружённым глазом заметна и другая тенденция: высшие строчки рейтинга РИНЦ часто их занимают директора научно-исследовательских институтов, руководители научных и учебно-научных центров, деканы факультетов и т.д. Связано это не только с высоким уровнем их научных трудов (он не отрицается), но и с тем, что С. Фуллер назвал «нормой мафиозности» [16]. Речь о ситуации, когда относительно небольшой круг учёных, занимающих высокие административные позиции в научном и вузовском сообществе, благодаря этому имеет доступ к зарубежным командировкам и конференциям, преимущества (и по периодичности, и по объёму) при публикации статей в журналах (особенно подведомственных). Они возглавляют большие исследовательские коллективы, являясь тем самым «презентаторами» (и соавторство в этом случае – не самая большая беда) их достижений и т.д. Это приводит к тому, что их научная деятельность получает широкую известность, что также способствует частоте цитируемости. Серьёзную роль подобная «норма мафиозности» играет во всем мире и при распределении грантов. Какие масштабы эта «норма мафиозности» имеет в России, коллегам-историкам, думается, объяснять не нужно.

Влияет на индекс цитирования и «эффект Матфея», описанный Р. Мертоном. Суть его в том, что «научные журналы предпочитают публиковать статьи авторов, имена которых на слуху, обретение же известности предполагает не только научные заслуги, но и упомянутые социальные механизмы» [17].

Здесь, впрочем, стоит пожелать начинающим исследователям активнее рассылать свои первые статьи именно в ведущие научные журналы, а не в те, что за деньги напечатают всё что угодно. При интересной тематике и оригинальных источниках, при упорной «работе над ошибками» (по замечаниям и рекомендациям рецензентов и редколлегий) статьи рано или поздно будут доведены до надлежащего качества и опубликованы. Потом имя автора станет известно редакции, будет заработан «первоначальный капитал» известности – тогда и последующие работы напечатать будет проще, как в этом журнале, так и в других.

Чрезвычайно трудно оценивать показатели учреждений. Даже сопоставлять их – дело сложное: если статистика по академическим институтам даётся, то по факультетам её нет и она оказывается скрыта в общевузовских показателях. Поэтому придётся ограничиться сопоставлением рейтингов их сотрудников, входящих в первые две сотни историков по данным РИНЦ.
Сразу в глаза бросается, что пальма первенства по-прежнему принадлежит институтам Российской академии наук и её отделений. Здесь сосредоточено подавляющее большинство самых рейтинговых учёных..(...).»

См.: www.perspektivy.info/print.php?ID=218864

@темы: цитаты, дневник наблюдений