Посмотрел тут сериал "Чёрные паруса" (ну да, я тормоз). Хороший сериал, даже замечательный. Молодость Джона Сильвера, капитан Флинт, Билли Бонс - товарищ Стивенсон был бы доволен.
Но как же уморительно смотреть на попытки режиссера и сценаристов изобразить суровую средневековую жизнь отбросов общества начала восемнадцатого века!
И это при том, что старались сделать брутальный и "правдивый" сериал. Вот вам кровь, вот вам секс, вот вам суровая правда жизни...
Увы. Всё было не так. Всё было куда хуже.
читать дальшеСтарый пират - это был тридцатилетний пират. И выглядел он при этом лет на шестьдесят. Был покрыт не только шрамами, но и язвами. Проститутки были или пятнадцатилетние, или беззубые и обрюзгшие. Но большинство пиратов были не способны ни только на насилие, но и на обычный секс - после пяти лет употребления тогдашнего рома, с его огромным содержанием метилового спирта, пираты были импотентами. Максимум, что они могли потребовать у шлюхи - это сделать им минет...
На улицах повсюду валялись и лились нечистоты. Мутноватые стекла в окнах? Увы, они были куда мутнее, сквозь них едва проникал свет. Белые рубашки, на которых так красиво проступает кровь? Увольте, то, что считалось белым в семнадцатом веке было в лучшем случае грязно-желтым или серым, сколько ни стирай. Яркие платья дам? Никакой кармин и индиго не могли дать ярких и сочных красок на такой основе. Все было грязным, сероватым, мутным. Нижнего белья никто не носил, поэтому штаны спереди и сзади имели характерные пятна (что поделать, с туалетной бумагой были проблемы, как и с гигиеной вообще).
Руки и лица были как минимум грязны - причем всегда. Плавать почти никто не умел, даже пираты. А даже если умели - сама мысль окунаться в воду без нужды никому не приходила в голову. Грязь настолько въедалась в поры и морщины, что ее невозможно было вымыть - только забелить пудрой (увы, тоже грязно-серой). Гельминты были у всех, поголовно. В жарком влажном климате карибского моря крошечные ранки начинали воспаляться и превращались в язвы, убивающие пирата максимум за год.
Ужасный пират Черная Борода красил бороду сажей и дегтем, поскольку если волосы не выпадали к сорока годам (обычно так и происходило, поэтому все носили парики), то седели. Впрочем, седина тоже не была благородной, белой, седые волосы тоже были грязно-серыми.
Одноногий моряк Джон Сильвер был редким исключением - обычно после ампутации ноги пациент не выживал, а умирал в страшных муках от горячки.
Очки на интеллигентном пирате? Ну, в принципе, очки уже новостью не были. Но вот прикреплять к ним дужки только-только додумались. Пират в очках современного вида мог бы с тем же успехом пользоваться смартфоном. (Да, стекла в очках тоже были мутными, пузырчатыми).
Да, зубы! Здоровые зубы почти у всех персонажей - это очень смешно. К сорока годам большая часть людей лишалась зубов, с чем и связано было всемерное распространение паштетов и супов-пюре. Жевать мясо - это был удел молодых. Все герои данной драмы, от флибустерьера и до магистра наук, ходили бы беззубыми и хлебали разваренное варево. Готовить, кстати, тоже толком не умели, безбожно сыпали пряности, чтобы хоть как-то отбить вонь от протухших продуктов и нейтрализовать паразитов...
Вонь вообще стояла чудовищная. Повсюду. Дуриан ели совершенно спокойно, не замечая его запаха - так пахло все вокруг людей!
Настоящий пират тех времен напугал бы нас не зверской рожей и не тупым железом в руках (оружие тоже было в большинстве своем ржавым, плохо заточенным и нефункциональным - по сути дрались слегка заточенными железками, колотя друг друга как дубинами), пират напугал бы нас своим ужасным внешним видом. Мы бы приняли его за зомби, только что выбравшегося из могилы.
Трудно жили. Очень были неустроены в бытовом отношении.
В общем, как ни прискорбно, но единственный верный фильм о средневековой жизни - это германовская экранизация "Трудно быть Богом". Со всем кровищем и грязью, что в ней есть.
По мотивам возникшей в комментах у ПЧ дискуссии о сказке про Красную Шапочку в переводе И.С.Тургенева вдруг задумался о хэппи-эндах. Когда речь идёт о голливудовских фильмах, именно на хэппи-энды все и ругаются. Нереалистично, нехудожественно, слащаво и т.д. Но вот поместили в школьный учебник сказку Шарля Перро 1697 г. тут спойлер(в которой всё заканчивается на моменте съедения волком красивой доверчивой девочки, заговорившей с незнакомцем и имевшей глупость забраться к нему в постель) в оригинальном тургеневском переводе - еще без приделанного к адаптированному варианту счастливого окончания (а надобно сказать, что Иван Сергеевич по-французски говорил немногим лучше, чем по-русски, и уж в фольклоре, в детях и в писательском ремесле что-то понимал), и вот уже современные мамочки жалуются то на чувствительность своих ребёнков, то на собственное чувство эротического и порнографического в народном французском фольклоре.
С другой стороны, писатели классической русской/французской/английской/вставить нужное/ литературы, есть такое ощущение, хэппи-эндов вообще терпеть не могли, и именно в таком необлагороженном виде их трудами компостируют мозги слушателей школьного курса литературы (причем, если верить Умберто Эко или Бел Кауфман, в итальянских, скажем, или американских школах происходит то же самое, то есть это не чья-то национальная особенность), после чего (вспомнить только гоголевскую "Шинель", из которой все мы вышли) и жить-то не хочется. И чего? Облагораживать теперь финалы и переписывать классиков? В Эстадос Унидос, например, уже вычёркивают упоминания о цвете кожи персонажей или оскорбительные в глазах современных читателей эпитеты. Над этим можно смеяться, но ведь "облагороженная" Красная Шапочка - по сути, то же самое?
«Прежде всего рассмотрим, что такое поклонение Мадонне в отличие от современного поклонения всякой женщине, под которым готов подписаться и Лео. Мужчина — ленивый и грубый дикарь. Он не любит, чтобы ему надоедали. Он любит покой и отдых. И с тех пор как существует человеческий род, он видит, что связан с беспокойным, нервным, раздражительным и истерическим спутником; имя этому спутнику — женщина. У неё всякие там настроения, слёзы, обиды, тщеславные желания и полная нравственная безответственность. Но он не мог её уничтожить, она была ему необходима, хоть и отравляла ему жизнь. Что же ему оставалось?
читать дальше — Ему оставалось одно: хитро и ловко её обмануть, — вмешался Терренс. — И он создал её небесный образ, — продолжал Хэнкок. — Он идеализировал её положительные стороны и этим отодвинул от себя отрицательные, чтобы они не могли действовать ему на нервы, мешать мирно и лениво курить трубку и созерцать звёзды. А когда обыкновенная женщина пыталась надоедать ему, он изгонял её из своих мыслей и обращался к образу небесной и совершенной женщины, носительницы жизни и хранительницы бессмертия. Но тут пришла Реформация, и поклонение Мадонне прекратилось. Однако мужчина по-прежнему был связан с нарушительницей его покоя. Что же он сделал тогда? — Ах, мошенник! — фыркнул Терренс. — Он сказал: "Я превращу тебя в сон, в иллюзию" — и превратил. Мадонна была для него небесной женщиной, высшей концепцией женщины вообще. И вот он перенес все её идеальные черты на земную женщину и так себе заморочил голову, что поверил в их реальность, и притом до такой степени... как... ну, как Лео.»
«Совсем другое дело – довольно резко заниженная планка совершеннолетия: указ Карла V де Валуа от 1374 года прямо говорит, что совершеннолетие и полная дееспособность наступают в 13 лет. Неоднократно здесь упоминавшийся Эдуард Чёрный принц в 15 лет впервые участвует вместе с отцом в короткой Фландрийской кампании, а через год более чем успешно командует одной из «баталий» английского войска в битве при Креси. Когда часть французской кавалерии прорвалась к позициям Чёрного принца, его приближённые отправили к королю гонца, рыцаря Томаса Нориджа, просить о подкреплении. Летописи сохранили весьма показательный диалог между ним и королём:
– Мессир Томас, мой сын умер, или сражён, или столь тяжело ранен, что не может себе помочь? – Отнюдь, монсеньор, на то воля Бога. Но он ведёт жестокий бой. Весьма желательной была бы ваша помощь. – Мессир Томас, возвращайтесь же к нему и к тем, кто вас послал, и скажите им от моего имени, чтобы они не обращались ко мне ни с какими прошениями, пока мой сын жив. И скажите им, что я им велю: пусть они позволят ребёнку заслужить свои шпоры.»
Жнец Смерть Es ist ein Schnitter, der heißt Tod Hat Gewalt vom großen Gott Heute wetzt er das Messer Es schneid' schon viel besser Bald wird er dreinschneiden Wir müssen's erleiden.
Hüt' dich schön's Blümelein
Was jetzt noch grün und frisch da steht Wird morgen weg gemäht Die edle Narzisse, die englische Schlüssel, Die schön' Hyazint, die türkische Bind.
Hüt' dich schön's Blümelein!
Viel' Hunderttausend ungezählt Unter der Sichel hinfällt Rotrosen, Weißlilien: Beide wird er austilgen. Hier Kaiserkronen, man wird euch nicht schonen.
Hüt' dich schön's Blümelein!
Oh König, Kaiser, Fürst und Herr Fürchtet den Schnitter sehr! Der Herzensbetrüber, je länger, je lieber Macht alles herunter, tut keinem besonders.
Hüt' dich schön's Blümelein!
Er macht so keinen Unterschied Nimmt alles in einem Schnitt Papst, König und Kaiser, Fürst, Palast und Häuser Da liegen's beisammen, man weiß kaum ein' Namen.
Есть жнец один, зовется смертью он. От Бога силу получил. Сегодня точит нож. Он режет лучше. Он скоро трижды больше резать станет, А мы должны страдать.
Берегись, прекраснейший цветок!
Что зелено и свежо здесь стоит, То завтра будет сметено. И благородные нарциссы, английский ключ, Красивый гиацинт, турецкий бант.
Берегись, прекраснейший цветок!
Их сотни тысяч пало Под острием серпа. Белая лилия с красною розой: вдвоем лежат они. Империй коронам вас не спасти.
Берегись, прекраснейший цветок!
О, король, о, кайзер, фюрст и господин - Бойтесь вы жнеца! Чем дольше, чем желанней омрачитель сердца Старается все уничтожить, тем меньше причиняет он вреда.
Берегись, прекраснейший цветок!
Без разницы ему, Всех без разбору косит он: И Пап, и королей, и кайзеров, и фюрстов, дворцы и хижины. Все в кучу свалены лежат, их имена неведомы.
«- Ром, не ори, ладно? - тихо попросил Юрка. - Грач, давай в старика Джека? А? - оживился Ромео, - На желание? - Тебе ботанов мало? - поинтересовался Леха, и Юрке показалось, что в его голосе звякнула сталь. - А ботанов много не бывает, чемпион! - хохотнул Ромео. Юрке стало противно, ведь вон они ботаны, смотрят визор, такие же ребята, как они. А про них тут говорят, будто и не люди они совсем, а так - грязь под ногами. Но самым страшным было то, что сам Юрка начинал считать этот порядок вещей нормальным. Нет, он сам жалел бедняг, понимая умом, как это плохо, когда тебя пинают все, кому не лень. Но сердце говорило о другом - пинают тех, кто позволяет себя пинать. И это собственный выбор каждого - терпеть или драться. Вон Леха же не стал ботаном, да и другие пацаны...»
Всё тот же фанфик на тему гашековского Швейка. Вот чего не отнять у авторов 1920-х гг., лично повоевавших, что у правых, что у левых, что у националистов, что у интернационалистов - это внятный антивоенный настрой. Большинство из них навоевалось...
«Ещё никогда война не велась из низких и неблагородных побуждений. Ещё никогда не было наступательной и грабительской войны; каждое государство воевало потому, что было вынуждено обороняться от нападения; ни одно государство еще никогда не нападало на другое, — наоборот, каждое должно было защищаться от нападения. На Австрию нападала Сербия, на Германию Бельгия, на Бельгию Австрия и т. д. Все государства, посылавшие на бойню свои армии, делали это для того, чтобы помочь победе справедливости, человечности, прогресса. Из-за этого прогресса Болгария присоединилась к центральным государствам, а Румыния к союзникам. За принцип самоопределения народов воевала Россия, в которой поляки не смели пикнуть. За принцип самоопределения воевала и Австрия, в которой чехи, венгры и словаки были осуждены на вырождение. За тот же принцип сражалась душившая поляков в Познани Германия против России, и за права малых наций сражалась Англия, стоящая сапогом на груди Ирландии и колоний. Все эти государства шли освобождать малые нации. Это было худшее смешение понятий, чем во время постройки вавилонской башни. Германия воевала за сохранение европейской культуры. Россия защищала мир от немецкого варварства, поляки в Австрии организовали легионы против России, а в России — наоборот. Это смешение было еще более печальным потому, что оно произошло только среди каменотесов и носильщиков, то есть среди рабочих, в то время как архитекторы и распорядители сохраняли голову ясной, речь понятной, и планы у них были разработаны блестяще. Величие идеи права и справедливости, за которую сражалось каждое государство друг с другом, захватывало все большие и большие слои населения, втягивавшегося непосредственно или косвенным путем в войну. Правда, часто население на войну подгонялось жандармами, но это было не важно: в газетах неизменно сообщалось, что воодушевление населения и решимость довести войну до победного конца возрастает и что для этой цели оно готово нести любые жертвы. После того как на войну были призваны мужчины, неспособные носить оружие, дело дошло и до женщин, а потом добрались и до детей. Когда же эти меры оказались недостаточными, то призвали для работы на оборону пленных солдат, солдат неприятеля, чтобы они помогли охранять идею справедливости, за которую они неделю тому назад воевали во враждебном лагере. Каждое государство наказывало расстрелом нарушителей присяги — своих солдат, каждое государство держало наготове жандармов против тех своих граждан, которые попробовали бы оказать содействие другому воюющему с ним государству, но, с другой стороны, это нисколько не мешало заставлять пленных рыть окопы, из которых будут расстреливаться их же знакомые, родственники, братья по классу; это не мешало заставлять пленных вырабатывать шрапнель, которой будут сожжены их родные деревни. Каждое преступление считалось оправдываемым, каждое преступление, по их мнению, достигало цели, потому что все воевавшие государства вели оборонительную войну, войну на защиту человеческой цивилизации. Отчего бы правительства не оказали чести участвовать в этом великом деле и пленным? Разве это не происходило в великом XX столетии?»
читать дальшеСайт «Военная литература»: militera.lib.ru Издание: Ванек К. Приключения бравого солдата Швейка в русском плену. — Рига: Грамату Драугс, 1928 Оригинал: Vanek, K. Osudy Dobrého Vajáka Svejka v ruském Zajeti. — Praha: Karel Synek, 1936. Книга на сайте: militera.lib.ru/prose/foreign/vanek_k/index.htm... Источник: Библиотека Максима Мошкова (lib.ru) Перевод: Филиппенко А.В. ([email protected]) (31 Jul 2003) Дополнительная обработка: Hoaxer ([email protected])
Ванек К. Приключения бравого солдата Швейка в русском плену. — Рига: Грамату Драугс, 1928 ≡ Vanek, K. Osudy Dobrého Vajáka Svejka v ruském Zajeti. — Praha: Karel Synek, 1936. (Я вижу одно объяснение тому, что русское издание было раньше чешского: в Латвии Ванеку было легче издать книгу... Если кто-нибудь прояснит сию загадку, будет хорошо).
Из предисловия: Гашек умер, не успев рассказать о дальнейших приключениях Швейка, за это взялся другой чешский писатель — Карел Ванек. Роман Ванека «Приключения бравого солдата Швейка в русском плену» написан на основании личного горького опыта писателя. В главе «На работе» он признается читателю: «Я был также в России и жил в плену в так называемой пленной рабочей роте...» Роман во многом биографичен. Швейк попадает в плен к русским, со свойственной ему невозмутимостью, никогда не теряя юмора, стойко переносит все лишения. Попадает он в русскую деревню и в Сибирь, в лагерь для военнопленных, потом, после окончания войны, опять возвращается в Прагу.
Всё тот же фанфик на тему гашековского Швейка. Вот чего не отнять у авторов 1920-х гг., лично повоевавших, что у правых, что у левых, что у националистов, что у интернационалистов - это внятный антивоенный настрой. Большинство из них навоевалось...
«Ещё никогда война не велась из низких и неблагородных побуждений. Ещё никогда не было наступательной и грабительской войны; каждое государство воевало потому, что было вынуждено обороняться от нападения; ни одно государство еще никогда не нападало на другое, — наоборот, каждое должно было защищаться от нападения. На Австрию нападала Сербия, на Германию Бельгия, на Бельгию Австрия и т. д. Все государства, посылавшие на бойню свои армии, делали это для того, чтобы помочь победе справедливости, человечности, прогресса. Из-за этого прогресса Болгария присоединилась к центральным государствам, а Румыния к союзникам. За принцип самоопределения народов воевала Россия, в которой поляки не смели пикнуть. За принцип самоопределения воевала и Австрия, в которой чехи, венгры и словаки были осуждены на вырождение. За тот же принцип сражалась душившая поляков в Познани Германия против России, и за права малых наций сражалась Англия, стоящая сапогом на груди Ирландии и колоний. Все эти государства шли освобождать малые нации. Это было худшее смешение понятий, чем во время постройки вавилонской башни. Германия воевала за сохранение европейской культуры. Россия защищала мир от немецкого варварства, поляки в Австрии организовали легионы против России, а в России — наоборот. Это смешение было еще более печальным потому, что оно произошло только среди каменотесов и носильщиков, то есть среди рабочих, в то время как архитекторы и распорядители сохраняли голову ясной, речь понятной, и планы у них были разработаны блестяще. Величие идеи права и справедливости, за которую сражалось каждое государство друг с другом, захватывало все большие и большие слои населения, втягивавшегося непосредственно или косвенным путем в войну. Правда, часто население на войну подгонялось жандармами, но это было не важно: в газетах неизменно сообщалось, что воодушевление населения и решимость довести войну до победного конца возрастает и что для этой цели оно готово нести любые жертвы. После того как на войну были призваны мужчины, неспособные носить оружие, дело дошло и до женщин, а потом добрались и до детей. Когда же эти меры оказались недостаточными, то призвали для работы на оборону пленных солдат, солдат неприятеля, чтобы они помогли охранять идею справедливости, за которую они неделю тому назад воевали во враждебном лагере. Каждое государство наказывало расстрелом нарушителей присяги — своих солдат, каждое государство держало наготове жандармов против тех своих граждан, которые попробовали бы оказать содействие другому воюющему с ним государству, но, с другой стороны, это нисколько не мешало заставлять пленных рыть окопы, из которых будут расстреливаться их же знакомые, родственники, братья по классу; это не мешало заставлять пленных вырабатывать шрапнель, которой будут сожжены их родные деревни. Каждое преступление считалось оправдываемым, каждое преступление, по их мнению, достигало цели, потому что все воевавшие государства вели оборонительную войну, войну на защиту человеческой цивилизации. Отчего бы правительства не оказали чести участвовать в этом великом деле и пленным? Разве это не происходило в великом XX столетии?»
читать дальшеСайт «Военная литература»: militera.lib.ru Издание: Ванек К. Приключения бравого солдата Швейка в русском плену. — Рига: Грамату Драугс, 1928 Оригинал: Vanek, K. Osudy Dobrého Vajáka Svejka v ruském Zajeti. — Praha: Karel Synek, 1936. Книга на сайте: militera.lib.ru/prose/foreign/vanek_k/index.htm... Источник: Библиотека Максима Мошкова (lib.ru) Перевод: Филиппенко А.В. ([email protected]) (31 Jul 2003) Дополнительная обработка: Hoaxer ([email protected])
Ванек К. Приключения бравого солдата Швейка в русском плену. — Рига: Грамату Драугс, 1928 ≡ Vanek, K. Osudy Dobrého Vajáka Svejka v ruském Zajeti. — Praha: Karel Synek, 1936. (Я вижу одно объяснение тому, что русское издание было раньше чешского: в Латвии Ванеку было легче издать книгу... Если кто-нибудь прояснит сию загадку, будет хорошо).
Из предисловия: Гашек умер, не успев рассказать о дальнейших приключениях Швейка, за это взялся другой чешский писатель — Карел Ванек. Роман Ванека «Приключения бравого солдата Швейка в русском плену» написан на основании личного горького опыта писателя. В главе «На работе» он признается читателю: «Я был также в России и жил в плену в так называемой пленной рабочей роте...» Роман во многом биографичен. Швейк попадает в плен к русским, со свойственной ему невозмутимостью, никогда не теряя юмора, стойко переносит все лишения. Попадает он в русскую деревню и в Сибирь, в лагерь для военнопленных, потом, после окончания войны, опять возвращается в Прагу.
– Я не могу сказать, что надо быть одаренным как Моцарт, но надо иметь слух. Имея музыкальный слух, можно стать Моцартом, Ростроповичем, а можно играть в каком-нибудь окружном оркестре, но не имея – можно только фальшивить. Вот если нет чутья к слову, то оно не появляется. Я, во всяком случае, не знаю таких случаев. Но одного чутья тоже маловато. Хотя мы знаем переводчиков, в том числе великих, которые получили техническое образование. Думаю все же, что у каждого на пути что-то да было, не семинар, так хороший редактор. С другой стороны, необязательно ведь заканчивать Литературный институт, чтобы стать писателем. А работа переводчика не сильно отличается от работы писателя. Прежде всего нужно владение родным языком.
– Наверное, и какой-то культурной базой необходимо обладать.
– Конечно, и чем она шире, тем лучше. Как говорила замечательная переводчица Юлиана Яковлевна Яхнина, когда переводишь, ум надо напитать как губку, потому что никогда не знаешь, что тебе понадобится. Чем больше ты знаешь, тем больше голова пропитана культурным интертекстом. И, конечно, важно хорошее образование. Не обязательно филологическое, хотя не помешало бы. Но много читать и много знать – обязательно. Бывает, встречаешься с молодыми переводчиками, у которых есть "жилка", хороший словесный слух, но в тексте они не видят скрытых цитат, игры, многослойности. Необходима эрудиция, ее надо накапливать все время.
Понимаете, перевод – это противоестественное занятие. Обычно когда вы говорите или пишете на родном языке, то не составляете фразы, мысль сама отливается в слова. А здесь вам надо пойти против течения, так же, как всегда в иностранном языке, надо искать слова. Где их искать и как они должны соответствовать этому заложенному импульсу, непонятно. Очень важны естественные обороты, а вот их-то искусственно выудить труднее всего. Есть, конечно, словари и культура пользования ими. Но, парадоксальным образом, чем доступнее источники информации, тем реже к ним прибегают.
– Может быть, эта близость и доступность информации как раз расслабляет?
– Я не знаю, бдительность ослабляется или что, но это просто удивительно. Казалось бы – дерни за веревочку, дверь и откроется. Но этого не происходит. Есть еще одна вещь, которой трудно обучить переводчика. Это понимать, чего именно ты не понимаешь. Чуять подвох, искать некое неизвестное тебе двадцать пятое значение давно знакомого слова. Недавно я переводила довольно среднего автора, там была фраза, которая мне показалась такой образной – au milieu de nulle part. Дословно: персонаж находился "посреди ничего". Но посредственному герою такая образность несвойственна, я полезла в интернет и поняла, что это устойчивое выражение. И есть отели в каждом третьем городе Франции, которые так называются. Автор употребил клише, а я уже была на грани того, чтобы завернуть его мысль поэтическим образом. Такое бывает очень часто. Или, например, нередко редакторы делают замечание переводчику: какая-нибудь трактирщица говорит у вас слишком складно, Лафонтена цитирует. А там Лафонтена учат как "Ворону и лисицу" Крылова у нас. То, что нам кажется вершинами эрудиции, на самом деле просто школьная программа. Как научить распознавать знаки, заимствования, считывать культурные коды?