Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сегодня ночью (за пять минут до прекращения движения поездов) по подземному залу станции Садовая бегала необычно одетая девушка (в голубом комбинезончике и красных туфельках с высокими каблуками) и искала платформу "9 и 3/4". Посмеялись, но показали. Надеюсь, успела.
Смех смехом, но её и вправду не все с первого раза находят. Вроде бы и указатели развешены, а пробегаешь по переходам раз, пробегаешь два - и как закольцованное всё. Сам пару раз там в таких же поисках лишний километр нарезал.

@темы: дневник наблюдений

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ДВЕ ИСТОРИИ О МУДРОМ ЖУАНЬ ДЭЖУ

«Каждый раз, когда Жуань Дэжу порывался уйти в отшельники, домашние протягивали бечёвку поперек ворот, чтобы удержать его. Жуань Дэжу натыкался на нее и возвращался. Люди считали знаменитого ученого чудаком.

Однажды Жуань Дэжу увидел в отхожем месте беса. Огромного роста — более чжана, тело чёрное, глазищи навыкате, одет в белое тонкое платье, на голове — повязка. Хотя бес был рядом, Жуань Дэжу оставался спокоен и твёрд духом. Снисходительно улыбнувшись, он сказал бесу:
— Правду говорят, что бесы омерзительны. Так оно и есть.
Бес устыдился и пропал из виду.»

См.: china.worlds.ru/library/path/40.html

@темы: книги, цитаты

---

Наркомамонты (Когда это ещё не было мейнстримом:))

Интересно, могла бы появиться на свет эта статья лет этак тридцать назад?

Сергин В.Я. Контакт с мамонтами - возможная основа успешного их добывания // Верхний палеолит Северной Евразии и Америки: памятники, культуры, традиции. СПб., 2014. С. 228-234.

(...) Один из возможных вариантов воздействия на животных вырисовывается более ясно. В природе, окружавшей древнего человека, имелись растения, хорошо знакомые людям и животным. Это грибы. На основании изучения состава пищи шандринского, киргиляхского и юрибейского мамонтов по её остаткам в желудочно-кишечном тракте установлено, что грибы входили в рацион их питания.

Характерно отношение к грибам оленей в тайге и тундре Северной Евразии. В грибную пору олени, по словам пастухов, «дуреют». От грибов у них пропадает основной инстинкт, заставляющий оленей держаться в стаде. Они разбредаются, чем пользуются волки. Сбить оленей в массу и управлять общим движением становится чрезвычайно трудно. Но благодаря грибам олени быстро нагуливаются.

Особое место среди грибов занимают мухоморы, использовавшиеся в повседневном обиходе и ритуальной практике многих народов. Мухоморы содержат токсины с нейротропным действием, вызывающим прежде всего нарушение деятельности центральной нервной системы. У человека симптомы отравления проявляются через 30 минут, максимум через 2 часа. Возникают приступы смеха или плача, галлюцинации,потеря сознания, расстройство пищеварения. Приступы сильного возбуждения сменяются моментами глубокой депрессии.

Олени, наедаясь мухоморами, пьянеют и впадают в глубокий сон. Содержащиеся в грибах алкалоиды вызывают привыкание.
Сходные реакции должны были возникать от грибов и у мамонтов. Очевидно, грибы обладают рядом свойств, которые могли быть использованы палеолитическим человеком: особой пищевой ценностью, ослабляющим действием на внутристадные связи, приведением жи-
вотных в беспомощное состояние, эффектом наркотического привыкания. Последние два признака связаны с мухоморами.

Мухоморы могли служить наиболее эффективным средством при добывании мамонтов. Давая небольшое количество грибов определенным особям, можно было вызвать у них повышенный интерес к приманке, привыкание к ней и готовность следовать за человеком, не ощущая изоляции от группы. Для отвлечения остальных особей можно было расходовать менее ценные приманки. В день проведения охотничьего предприятия нужно было привести мамонтов к поселению и удерживать их там, пока на избранную жертву не подействует наркотик.

Человек и сам производил минеральные вещества,которые могли интересовать мамонтов, — древесную золу. Известно, что её употребляют слоны. Ввиду сжигания в палеолитических кострах и очагах мамонтовых костей часть минеральной диеты могла составлять зола от костей предшествовавших жертв. Интерес мамонтов к золе мог обнаружиться по отношению их к кострищам, разжигав-
шимся в стороне от поселений или на их краю. Та же зола, мусор, различные отбросы вызывали в тех же местах бурный рост рудеральной растительности. Возможно, и этот своеобразный «оазис» на обедненном естественном фоне манил мамонтов к поселениям.

Слоны, в отличие от других животных, не боятся соседства крупных хищников, не покидают при их появлении удобные водопои и кормные пастбища. Они посещают интересующие их места, несмотря на присутствие хищников и других животных, лишь предпринимая несложные меры для защиты юных особей.
Эти вполне стереотипные особенности поведения современных хоботных, не рискуя допустить большую ошибку, можно перенести и на поведение мамонтов в присутствии человека. Если люди не проявляли видимой агрессивности, мамонты могли не только безбоязненно перемещаться вблизи поселений, но и заходить на их края, чтобы воспользоваться тем, что могло их привлечь. Люди и мамонты чаще виделись, узнавали особенности поведения друг друга и привыкали к периодическому соседству.

Подобные условия, как представляется, должны были вести к непосредственным контактам человека с мамонтами в простейшем их виде. Мамонтам могли предлагать, кладя перед ними, то, к чему они проявляли повышенный интерес. Через некоторое время возникала возможность манипулировать поведением животных. С помощью тех же средств несколько человек могли разъединять группу животных в пределах небольшого участка или отводить от неё отдельных её членов. При многократном повторении такие действия становились привычными, не вызывавшими у животных опасений. Конечной целью было овладение намеченной особью. Сделать это требовалось так, чтобы особь показалась мамонтам жертвой случайного стечения обстоятельств или собственной неосторожности.

Один из возможных вариантов воздействия на животных вырисовывается более ясно. В природе, окружавшей древнего человека, имелись растения, хорошо знакомые людям и животным. Это грибы. На основании изучения состава пищи шандринского, киргиляхского и юрибейского мамонтов по её остаткам в желудочно-кишечном тракте установлено, что грибы входили в рацион их питания.

Характерно отношение к грибам оленей в тайге и тундре Северной Евразии. В грибную пору олени, по словам пастухов, «дуреют». От грибов у них пропадает основной инстинкт, заставляющий оленей держаться в стаде. Они разбредаются, чем пользуются волки. Сбить оленей в массу и управлять общим движением становится чрезвычайно трудно. Но благодаря грибам олени быстро нагуливаются.

Особое место среди грибов занимают мухоморы, использовавшиеся в повседневном обиходе и ритуальной практике многих народов. Мухоморы содержат токсины с нейротропным действием, вызывающим прежде всего нарушение деятельности центральной нервной системы. У человека симптомы отравления проявляются через 30 минут, максимум через 2 часа. Возникают приступы смеха или плача, галлюцинации,потеря сознания, расстройство пищеварения. Приступы сильного возбуждения сменяются моментами глубокой депрессии.

Олени, наедаясь мухоморами, пьянеют и впадают в глубокий сон. Содержащиеся в грибах алкалоиды вызывают привыкание.
Сходные реакции должны были возникать от грибов и у мамонтов. Очевидно, грибы обладают рядом свойств, которые могли быть использованы палеолитическим человеком: особой пищевой ценностью, ослабляющим действием на внутристадные связи, приведением жи-
вотных в беспомощное состояние, эффектом наркотического привыкания. Последние два признака связаны с мухоморами.

Мухоморы могли служить наиболее эффективным средством при добывании мамонтов. Давая небольшое количество грибов определенным особям, можно было вызвать у них повышенный интерес к приманке, привыкание к ней и готовность следовать за человеком, не ощущая изоляции от группы. Для отвлечения остальных особей можно было расходовать менее ценные приманки. В день проведения охотничьего предприятия нужно было привести мамонтов к поселению и удерживать их там, пока на избранную жертву не подействует наркотик.

Детеныши, находившиеся под опекой самок, видимо, не могли служить основным объектом охоты. Но если в качестве жертвы избиралась самка, имеющая детеныша, то с использованием наркотика или иного способа жертвой, должно быть, становился и детеныш.
Действие полностью или в значительной части происходило на глазах других мамонтов, благодаря чему они не могли усмотреть в его исходе чьей-либо вины. О вероятной реакции мамонтов можно судить по более острой ситуации, связанной с одним из отстрелов африканских слонов. Он производился с помощью луков, из которых стреляли шприцами с усыпляющими препаратами. Наркотизированный крупной
дозой слон погибал за 30 минут, не вызывая паники в стаде. Палеолитические охотники, должно быть, получали возможность овладевать
добычей, не торопя события и без ущерба для себя.
Мамонты не могли слишком долго задерживаться возле члена своей группы, а забить беспомощное животное было несложно.(...)




См.:www.archeo.ru/izdaniya-1/vagnejshije-izdanija/p...

P.S. С благодарностью за наводку  kemenkiri

@темы: книги, цитаты

---

Наиболее славным событием в анналах истории обоих государств является победа над Орденом крестоносцев в Грюнвальдской битве 15 июля 1410 г., но и это событие поляки и литовцы описывают по-разному. Как Польша, так и Литва пишут собственную историю победы. Согласно польской версии, главным полководцем в этой битве был Ягелло: благодаря именно его искусству удалось победить крестоносцев, в то время как князь Витовт со своим войском струсил и обратился в бегство. Литовские же историки считают, что с самого начала восстания жмудинов (жемайтов) против Тевтонского ордена в 1409 г. именно Витовт был приверженцем войны с Орденом, а Ягелло боялся возможного поражения и потери трона. Когда армии Польши и Литвы объединились, литовские замки остались без защиты. Стремясь обмануть крестоносцев, Витовт приказал жемайтам напасть на замки Ордена, тем самым отвлекая его внимание от основного направления атаки обоих войск. Объединенные войска встретились с крестоносцами на подступах к Грюнвальду. Литовские историки утверждают, что именно Витовт собирался немедленно атаковать, а Ягелло ждал от Ордена предложения о переговорах. Не получив приказа короля переходить к наступлению, Витовт с частью своих войск двинулся в атаку на один из флангов крестоносцев. В критической ситуации литовское войско начало отступать — в средневековых битвах бывало так, что при мощной контратаке войско могло отступать и, используя свою мобильность, нападать на врага с фланга*. Витовт не мог реализовать этот маневр, пока в битву не вступили польские войска. Зато, как только это произошло, часть литовского войска притворилась, будто отступает, и преследовавшие их крестоносцы оказались в ловушке. Именно так польские и литовские войска победили крестоносцев. Витовт стал великим вождем, а Ягелло в литовской историографии оказался в его тени.

(с) Катажина Берштанска "Исторические мифы в польско-литовских отношениях в ХХ в."

*A. Eidintas, A. Bumblauskas, A. Kulakauskas, M. Tamošaitis. Historia Litwy. Wilno, 2013. S. 52.

@темы: цитаты

---

Пересматривал ванековский фанфик про Швейка. Эпизод с вербовкой австрийских военнопленных-чехов в "чешский легион" в составе русской армии написан явно по мотивам собственных наблюдений автора. С другой стороны, становится понятно, почему в Российской империи не сумели создать "работающий аналог" РОА. Идеалисты занимались вербовкой, а нужны были прагматики.

«Но когда они увидели, что на пне стоит молодой русский офицер и говорит по-чешски, то они оба пошли посмотреть и пробрались к нему ближе, чтобы лучше все расслышать.
Это была речь, какие они часто слышали дома на собраниях. Офицер, назвавшийся чехом и австрийским офицером, сообщил, что в России сейчас есть чешская дружина, которая воюет против Австрии в рядах русской армии, что необходимо взяться за оружие и идти на Вену и Берлин, вызвал давно ушедшие тени Яна Гуса и Жижки и не забыл о «белых костях* таборитов, павших у Липан и на Белой Горе.
— Солдаты, братья! — кричал он. — Родина в опасности, у родины петля на шее, каждый из нас должен быть как кремень, сегодня говорят пушки!

— Ах, батюшки, ты только послушай! — шепотом сказал Швейк. — Я ведь тебе давно говорил, что Австрии угрожает гибель.
Офицер посмотрел на Швейка холодными глазами и, подогревая себя, продолжал:
— Возможно, о нас скажут, что мы сумасшедшие, но ненависть должна бродить в нашем мозгу, как тигр в джунглях, как лев, она должна лежать в сердцах наших. Ненависть должна быть у нас молитвой утренней и вечерней, она должна быть песнью нашего труда! Девственные недра наших скал, поверхность наших рек, пропасти шахт, дыхание еще нерожденных детей, — все это должно дышать ненавистью! Крупинки сажи, вылетающие из труб наших мирных жилищ, должны сеять и плодить ненависть! Удары о наковальню должны родить ненависть!
— А у него фантазия, как у футуриста, — шепнул Марек Швейку.
— В пивную «Калих» ходил один такой же тип, он сочинял песни, а когда напивался, то говорил точь-в-точь так же, — сказал Швейк в ответ.

Голос оратора звучал все громче, и эхо в лесу отзывалось на его восторженные слова.
— Песок под корнями лесов должен тосковать по времени, когда из него в доменных печах мы будем плавить железо и сталь для врага; жилистое горло врага — вот место для наших челюстей!
— Я боюсь, как бы он меня не загрыз, — сказал Швейк, на что офицер, спрыгивая с пня, гордо ему ответил:
— Ты был рабом Австрии. Страдания в плену очистят тебя от этого греха.

Затем на пень забрался другой человек, одетый в штатское, в расстегнутой рубашке, и начал тоже ораторствовать, но более вразумительно. Он сказал, что всех пленных повезут в Сибирь, где русское правительство, имея в виду их славянское происхождение, не может позволить, чтобы они умирали от тифа; что раз война, то нужно воевать, а кто хочет воевать, пусть запишется; каждый записавшийся получит новый мундир, будет иметь вдоволь хлеба и харчей.
В это время офицер дернул его за пиджак, оратор проглотил несколько слов и закончил так:
— Мы все одна семья. Что же, разве вы не чувствуете в своих жилах славянскую кровь?
После этого ораторского вопроса бравый солдат Швейк стал перед оратором и с улыбкой сказал:
— Чувствуем, ваше благородие! — И засучив рукав, под которым ему на кухне резиновая кишка прапорщика написала большой синяк, он подул на него и твердо добавил: — Конечно, чувствуем, и славяне из нас получатся очень хорошие. Они нам этого славянства вольют здесь по первое число.

Никто не записался. Тогда человек в штатском осмотрел всех пленных и сказал им:
— Теперь вы в России. Хоть бы вы научились русскому гимну. Он поется вот так.
И он запел. Русские солдаты взяли под козырек, пленные тупо смотрели, не понимая, о чем идет речь, а затем офицер сказал разочарованным голосом:
— В самом деле — никто не хочет вступить в войска? Неужели вы не бравые чехи?
Отвечала ему абсолютная тишина. Офицер со штатским в сопровождении русского прапорщика, усиленно за ним ухаживавшего, уже уходили.

— Брат Вашек, — говорил штатский, обращаясь к офицеру, — ты не должен был мне мешать агитировать по-своему. Я бы обещал им кнедлики, свинину с капустой, гуляш, пиво; ты бы мог навербовать здесь целый батальон.
На это его собеседник сердито ответил:
— Я не хочу — чешское войско должно быть крепким, как стальной нож.
Несколько шагов они прошли молча. Затем задумавшийся офицер остановился и, вытирая стекла пенсне, сказал как бы про себя:
— Этого никак нельзя понять. Удивительно, что это за зверьё: когда оно голодно, то не чувствует никакого стремления к идеалу, только бы нажраться. В другой раз я должен взять их развалинами Градчан и Влтавой, окрашенной кровью...
Штатский похлопал его по плечу:
— Брат, не печалься: наши усилия принесут плоды. Жизнь требует практичности. Без моего метода не обойтись. В другой раз ты им скажешь: «Вы будете иметь честь быть чешскими солдатами, будете бланицкими рыцарями», а я им скажу: «Вы будете есть хлеба, сколько хотите, будете получать деньги, у вас будут кнедлики с капустой, а на святого Вацлава получите гуся». Мы соединим приятное с полезным и — победим. Ты пойдешь, Вашек, сегодня в пивную? В отеле «Прага» сегодня будет пиво. Сладик в Здолбинове варит его по собственному рецепту.
Вместо ответа спрашиваемый показал рукой на вагон трамвая, и оба прибавили шагу, оставив русского прапорщика позади.»

(с) Ванек К. Приключения бравого солдата Швейка в русском плену. — Рига: Грамату Драугс, 1928
См.:militera.lib.ru/prose/foreign/vanek_k/01.html

@темы: книги, цитаты, на думку пробило

---

"Хочу в Париж"

Знакомый Гюго поведал о ставшей ему теперь известной барышне, весьма настойчивой.
Барышня хочет служить в ЦАХАЛ. Очень хочет.
Проблема в том, что у неё не то гражданство. Паспорт - российский, из России она выехала много лет назад, обитает в Хайфе. Замужем за арабом. Израильское гражданство она получить не может. По какой причине, мой корреспондент не знал, поэтому сказать не мог. Но он уверен, что если и были какие-то известные и неизвестные ему способы попасть в ЦАХАЛ, то барышня их перепробовала за последние семь лет все. Сейчас ей 25.
В общем, она достала израильское министерство обороны настолько, что оно, министерство, подало на барышню в суд. По судебному приговору ей запрещено приближаться к воинским частям, военкоматам, иным учреждениям, принадлежащим или подведомственным военному ведомству, ближе чем на пятьдесят метров.
Впрочем, барышня не сдаётся. По последним сведениям, с арабом она развелась. Выходит замуж за молодого человека с российским паспортом, но всеми факторами для того, чтобы без помех получить израильский.
Сдаётся Достику, молодого мужа будет ждать небольшой сюрприз. ЦАХАЛ - тоже.

@темы: дневник наблюдений

---

О демократическом управлении в понимании Р.А.Хайнлайна. 1954 год.

«— Я, конечно, не собираюсь оспаривать ваш опыт, но риск слишком велик. Может, стоит сообщить об этом людям?
— Да. Но мы не будем сообщать.
— По-прежнему продолжаем всё скрывать?
— Сергей, - сказал он медленно, - с тех пор, как первая ракета достигла Луны, наше общество непрерывно находится в состоянии кризиса. Три столетия учёные, инженеры и исследователи постоянно осваивают новые районы космоса, обнаруживают новые опасности, попадают в новые ситуации. И каждый раз политикам приходится буквально склеивать из кусков разрушенное, преодолевая те же трудности, что и жонглёр, работающий со слишком большим количеством предметов. Это неизбежно. Но каким-то образом нам удавалось сохранить республиканскую форму правления и поддерживать демократию. Мы можем гордиться этим. Но существующая сейчас демократия - не настоящая, и таковой быть не может. Мне кажется, наш долг состоит в том, чтобы поддерживать, это общество в состоянии равновесия, пока оно не приспособится к этому чуждому и ужасающему миру. Конечно, приятно было бы обсуждать каждую проблему, решать спорные вопросы голосованием и во всех делах отдавать приоритет коллективному мнению большинства. Но очень редко удается добиваться результата таким простым способом. Гораздо чаще, когда возникает опасная ситуация и решается вопрос жизни или смерти, мы уподобляемся лоцману на корабле. Разве может лоцман в это время вступать в дискуссию с пассажирами? Или же его задача состоит в том, чтобы, используя всё своё умение и опыт, безопасно доставить их домой?»

(c) Р.А.Хайнлайн "Звёздный зверь" (1954 г.)
См.:samlib.ru/k/kolesnikow_o/heinlein01.shtml

@темы: книги, цитаты, на думку пробило

---

Английский рабочий люд не отличается изяществом манер, но исключительно предупредителен. Приезжему всегда с особым тщанием покажут дорогу, слепцы могут ездить по Лондону с полной уверенностью, что им помогут в любом автобусе и на каждом переходе. Военное время заставило часть полицейских носить револьверы, однако в Англии не существует ничего подобного жандармерии, полувоенным полицейским формированиям, содержащимся в казармах и вооруженным стрелковым оружием (а то и танками и самолетами), стражам общества от Кале до Токио. И, за исключением определенных, четко очерченных районов в полудюжине больших городов, Англия почти не знает преступности и насилия. Уровень честности в больших городах ниже, чем в сельской местности, но даже и в Лондоне разносчик газет смело может оставить пачку своих бумажных пенни на тротуаре, заскочив пропустить стаканчик. Однако подобное благонравие не так уж давно и привилось. Живы ещё люди, на памяти которых хорошо одетой особе нипочём было не пройти по Рэтклиф-хайвей, не подвергшись приставаниям, а видный юрист на просьбу назвать типично английское преступление мог ответить: «Забить жену насмерть».

(с) Дж.Оруэлл "Англичане" (1944 г.)
См.: www.orwell.ru/library/essays/English_People/rus...

@темы: Оруэлл, цитаты

---

Сказка про то, как молодой пастор убедил старого язычника в смерти старых богов, и про то, что из этого вышло.

СЕКИРА СТАРОГО ТОРИРА

Памяти Кнута Гамсуна

Солнечно, хоть и прохладно, было в тот день в Кнэ. Трава начинала жухнуть, листва с аккуратно остриженных деревьев и кустарников в садиках наполовину опала. Садовники и хозяева победнее собирали ее граблями.

Молодой пастор шагал по тротуару - в Кнэ даже тротуары были, мощеные булыжником! Со встречными он с улыбкой раскланивался, и так это у него выходило, что каждый сразу видел, какой образованный и приятный человек - молодой пастор! Если что и огорчало жителей Кнэ, так только одно - этот умный и образованный человек никак не хотел перебраться в Кнэ из этой дыры, Тораберги, где нет тротуаров, и в плохую погоду даже состоятельные люди - вы подумайте! - надевают деревянные башмаки вместо модной городской обуви. А как ярко блестят на солнце калоши молодого пастора! Почти так же, как его улыбка.

А проповеди! Какие он читает проповеди, вы не поверите! Ну, конечно, он ведь кончал богословский университет в Германии, у него на стенке висит диплом с большой красной печатью.

Все, все без исключения жители Кнэ любят пастора. И даже грубые голодранцы из Тораберги не чают в нем души.

В то утро молодой пастор встретил своих старых добрых знакомых - вся округа числилась в его старых добрых знакомых - супружескую чету Петерсенов. Естественно, он не мог просто так разминуться с ними. Завязалась приятная беседа, в которой господин Петерсен, числившийся в Кнэ церковным старостой, принимал не очень оживленное участие. Не подумайте, что он был молчалив, неумен или, не дай Бог, неучтив. Просто маленькая фру Петерсен почти не давала слова молвить и самому пастору. Сами уж посудите, что тут оставалось ее мужу?

Фру Петерсен так расчувствовалась, расхваливая последнюю воскресную проповедь молодого пастора, что прослезилась (стоит ли объяснять, сколько влаги было пролито на самой проповеди), а когда успокоилась, стала по-матерински журить молодого пастора : он совсем забыл их дом, а ведь и Пер, и Маттиас, и малышка Барбру ждут не дождутся, когда же его преподобие навестит их.

Само собой, господин Петерсен кивал и поддакивал, а молодой пастор с очаровательной улыбкой извинялся.

В этот момент внимание молодого пастора было отвлечено.

В конце улицы появилась высокая фигура. Картуз сидел на седой голове, на широченные плечи, поверх свитера, какие носят китобои, был накинут сюртук из серого сукна. Кожаные брюки были заправлены в высокие сапоги. Лицо было грубым, с крупными, несколько неправильными чертами. Седая, как лесные лишайники, борода закрывала пол-лица, подымаясь до красных, загорелых и обветренных скул. Глубоко запавшие голубые глаза смотрели из-под косматых бровей прямо вперед с холодной, как первый лед на реке, отчужденностью.

Мрачный великан давно занимал мысли пастора. И то сказать - его трудно было не приметить. Не одним видом отличался он от жителей Кнэ и Тораберги.

За те три года, что провел молодой пастор в этих местах, он ни разу не видел этого человека ни на проповедях, ни на крестинах, ни на свадьбах, ни на похоронах. Никогда не видали великана за сколь-нибудь продолжительным и оживленным разговором.

Вообще, появлялся он в деревнях крайне редко, в основном на ярмарки. Там он не пил, только молча продавал или покупал что-то и лишь один раз снизошел до пляски - в одиночку на глазах у всех сплясал какой-то танец, не менее диковинный, чем он сам.

Но что более всего поражало пастора - великан без каких-то видимых причин не любил его. Стоило ему обнаружить пастора рядом с собой - и пастор видел сперва, как отчуждение в голубых глазах тает, превращая их в омуты темного, бездонного презрения. А уже в следующий миг пастору представала удаляющаяся широченная спина.

- Простите, ради Бога, фру Петерсен,- произнес молодой пастор, провожая глазами высокую нескладную фигуру.- Вы бы не могли сказать мне, кто это такой?

Нет, молодой пастор определенно злоупотребил благорасположением почтеннейшей фру Петерсен. Перебить её чуть ли не на полуслове из-за какого-то нелюдимого, неотесанного грубияна, которого даже в Тораберге никто не назовет порядочным человеком?! Достойная женщина была так потрясена, что впервые, по крайней мере, за сорок последних лет не нашлась что сказать.

- Э-э, видите ли, Ваше преподобие, - смущенно сказал ее муж, краснея, как девушка, впервые услышавшая богохульство.- Это старый Торир. Он... э-э, охотник, живет в лесу. Очень, э-э... недобрый человек, Ваше преподобие...- Тут господин Петерсен замолк и растерянно оглянулся на жену. К счастью, фру Петерсен уже оправилась от потрясения.

-.Ужас, Ваше преподобие, просто страшный человек. Живёт, понимаете, один, совсем один в своем хуторе - Трудхейме, на горе, в лесу,- фру Петерсен ткнула зонтиком в сторону поросшей лесом вершины, видневшейся из-за черепичных крыш.- С тех пор, как умерла его жена, царствие ей небесное, он там совсем один, как медведь в берлоге. Да эти, с Трудхейма, всегда были нелюдимами, да оно и понятно,- белые, выбившиеся из-под молочного цвета чепчика, кудряшки фру Петерсен дрожали от негодования.- Они, Ваше преподобие, всегда были язычниками, вот как! И старый Торир такой же язычник!

На мгновение все в голове молодого пастора смешалось, словно в ирландском рагу, которое так хорошо готовит Хильда, кухарка Кристофсенов. Известно, что язычники живут в черной Африке, в Индии и Китае, язычниками так же являются краснокожие Америки и людоеды Тихого океана. Но здесь, в Кнэ?!!

Затем молодой пастор вспомнил, что язычниками когда-то реформаты называли католиков.

- Прошу прощения, фру Петерсен, Вы хотите сказать, что этот Торир - папист?

- Хуже, Ваше преподобие, хуже! Он настоящий язычник из тех, что жили прежде. Он не верует в Бога, а чтит этих ужасных старых идолов - Тора, Одина, Фрею. Говорят, в его хуторе стоит огромный дуб, у которого эти, с Трудхейма, поклонялись своему Тору, а на ветвях - ужас какой - черепа висят!

Молодой пастор онемел. Фру Петерсен, наоборот, решила, что раз уж все равно зашел разговор про Трудхейм и его угрюмых хозяев, то надо выложить все. Когда еще представится случай поговорить об этом жутком месте! Конечно, не очень-то прилично, но раз его преподобие интересуется... Разве можно отказать такому приятному человеку, как молодой пастор!

С этого несчастного дня образ старого Торира полностью овладел мыслями молодого пастора. Сидя у камина в теплом, мягком кресле, он думал, какое это прекрасное дело - обращение последнего в стране, во всей Европе, язычника. На небесах ангелы воспоют осанну новой спасенной душе... По всей стране услышат имя молодого пастора, и профессор фон Паули, прочтя об этом в газетах, прослезившись, вспомнит своего ученика. Как же это будет хорошо - отмякший, подобревший обращенный Торир, сняв свой нелепый картуз и неумело улыбаясь, входит в гостиную, и все, кто раньше боялся и сторонился Торира, улыбаются ему и пожимают его красную огромную руку, а женщины целуют в лоб... правда, им придется встать на цыпочки, даже если Торир сильно наклонится.

К Рождеству молодой пастор окончательно убедил себя, что его встреча с Ториром есть перст Провидения и промысел Господень. Но за столь важное дело надо было взяться тщательно. С почтой пастор отправил в столичную библиотеку обширный заказ и уже к Сретению парни из Тораберги, помогавшие пастору разгружать ящики, ломали головы -. что за тяжести прислали его преподобию из столицы? Наковальни, что ли?

С этого дня молодой пастор долгие зимние вечера просиживал над строками древних хроник, преданий и саг. И когда он поднимал голову от книг, в пламени керосиновой лампы ему виделся отсвет древних пожаров, сквозь которые шли язычники Севера, в крылатых шлемах, с секирами в руках.

Язычество было для них не религией даже, оно не имело ни Библии, ни богословия. То был строй жизни- но насколько же иной, чужой миру пастора, профессора фон Паули и жителей Кнэ и Тораберги! Превыше всего там чтили Силу и даже в Богах видели и почитали лишь богатырей и вождей. Религиозный диспут с язычником не имел никакого смысла. Надо было подорвать доверие Торира к всему, чем он жил. Но как? И с чего начать?

Пастор осунулся, стал рассеянным. Он даже - нет, вы только подумайте! - дважды пропустил именины- у Свенсенов и у старого Кристофсена. Фру Петерсен стала замечать, что пастор при встречах почти не слушает ее, а лишь рассеянно кивает. Каким-то воистину неисповедимым образом она догадалась о причине этих перемен. И, конечно, через два дня в округе только и говорили, что молодой пастор задумал обратить этого дикаря, этого калибана - старого Торира из Трудхейма. Лишь двое ничего не знали об этих разговорах и слухах: старый Торир и молодой пастор. Фру Петерсен, возводя очи горе, говорила знакомым дамам: "Помоги, Господи, его преподобию - он истинный милосердный самаритянин. Мы все должны молиться за него!"

Помогли ли молитвы прихожанок молодого пастора или те, что он сам лихорадочно шептал, отрываясь ненадолго от строк воинственных легенд и суровых преданий, или же, наконец, дело было в усердии его преподобия, но в Страстный четверг Господь, наконец, просветил слугу Своего.

Прохладным и солнечным майским утром молодой пастор надел свой выходной сюртук и широкополую черную шляпу, надел свои замечательные столичные калоши и, прихватив на всякий случай зонтик, вышел из дому. Но его путь лежал не по давно знакомым дорогам к ухоженным домикам его прихожан. На полдороге меж Кнэ и Торабергой он свернул с большака на еле видную в траве тропинку, убегавшую к видневшимся вдали горам, заросшим лесом.

Дорога заняла немало времени, достаточно сказать, что пастор спел по дороге все псалмы Давидовы, и некоторые - не по разу. Он уже в третий раз завел "Величит душа моя Господа", когда из-за сосен завиднелась поляна и сложенный из увесистых валунов забор на ней.

Трудхейм словно вышел из старых преданий. Приземистый деревянный дом, срубленный из неохватных бревен, узкие, как глаза лопаря, щели редких окон, тесовая крыша, на коньке которой скалилась голова дракона. Несколько пристроек теснились у забора, а в восточной стороне хутора вздымался исполинский, неохватный, неправдоподобно древний дуб. На его ветвях покачивались, с сухим стуком сталкиваясь лбами, рогатые черепа быков. Под дубом на резных столбах высился над сложенным из камней очагом закоптелый навес. Из очага тянулись вверх струи желтоватого дыма и слышалось легкое потрескивание.

Резьба навеса и ворот была одинакова - сцепившиеся в лютой схватке полудраконы-полурастения, а между ними - равносторонние кресты с заломленными по часовой стрелке концами.

За воротами во дворе стоял сам Торир. Без картуза, сюртука и китобойского свитера, полуобнаженный, он колол огромные суковатые чурбаки устрашающего вида двулезвийной секирой. Ее отточенные края ослепительно взблескивали на взмахах. Она проходила сквозь узловатые чурбаки, длиною в полчеловеческого роста, почти так же легко, как и сквозь воздух.

Пастор решил, что пора начинать.

- А не из последних у тебя секира, хозяин Трудхейма,- заметил он громко.

Торир остановился и исподлобья посмотрел на него. Впервые пастор не увидел в сумрачном взгляде прозрачно-голубых глаз ни отчужденности, ни презрения. Торир глядел... пастор боялся ошибиться - Торир глядел на него со спокойным интересом. Потом он медленно поставил под удар очередной чурбак. И так же неторопливо ответил, вновь подымая секиру:

- Не солгал ты. И впрямь - доброй работы моя секира.

- Верно, и имя ее не хуже,- продолжал пастор. Секира свистнула, и глухо стукнули оземь половины чурбака.

- И тут ты не ошибся. Гардрова, Разбивающая Преграды зовут её,- произнес Торир, поворачиваясь к пастору.- И еще скажу: не ждал я услышать столь разумные и учтивые речи и меньше всего ждал их от...- он помедлил,- такого, как ты. Не годится, однако ж, хозяину уступать гостю в учтивости. Входи во двор и садись, где тебе глянется.

С бьющимся сердцем пастор вступил на двор Трудхейма. При мысли, что он - первый служитель Божий, ступающий на эту землю, душа пастора замирала. Он украдкой огляделся - Торир вновь принялся колоть чурбаки - и остановил выбор на кряжистой высокой скамье у стены дома. Ему очень хотелось отряхнуть ее, хотя бы проверить ее чистоту пальцем, но он не решился и уселся на скамью, прислонив рядом зонтик. На несколько минут воцарилась тишина, лишь шумели сосны, свистела Гардрова и глухо стучали оземь расколотые чурбаки.

Наконец, пастор решился.

- Странно, однако ж, видеть, что такой крепкий человек поклоняется слабосильным Богам, да к тому же мёртвым.

Секира замерла в воздухе и медленно опустилась.

- Кто тебе сказал, что мои Боги - мертвы?

Голубые глаза вновь начал затягивать лед, и пастор поспешно заговорил:

- Подумай сам: будь твои Боги живы - неужели Они допустили бы, чтобы на Их земле стояли храмы моего Бога? Ты видел, чтобы где-нибудь еще были жертвенники твоих Богов? Так разве твои Боги позволили бы это - будь Они живы? А раз так, то значит, мой Бог убил твоих. А раз Он убил их, значит, Он - сильнее!

Торир сел на плаху, на которой колол чурбаки, оперся заросшим подбородком на сложенные на рукояти секиры ладони и закрыл глаза. Его плечи окаменели, он погрузился в раздумья, черные и холодные, как волны зимнего моря.

Пастор, волнуясь, ждал. Вот сейчас, сейчас он даст светоч надежды тонущей во тьме отчаяния душе, укажет путь от мертвых Богов к Богу Живому!

Торир медленно поднял голову, распрямился и открыл глаза. И у встретившего их взгляд молодого пастора застряли в горле слова утешения. В этих глазах не было ни холодной воды презрения, ни ледка отчужденности - там была промерзшая до дна бездна последнего, смертного отчаяния. И скрежет льдин раздался в голосе Торира:

- Правильные слова сказал ты (сердце молодого пастора радостно екнуло), правильные, но неправедные! Воин, узнавший о гибели своего короля, не бежит под знамена победителей. Воин мстит убийцам!

Гардрова взмыла стальной птицей, и солнечный зайчик, отскочив от ее лезвия, милосердно ослепил молодого пастора.

Последней его мыслью было, что выработанный им подход был, очевидно, не вполне продуман.

Старый Торир шел по полю. Он не помнил, как вышел из леса, как спустился с горы. Ветер обдувал его голые красные плечи, куртины прошлогодней травы путались в ногах, остекленевшие глаза слепо смотрели перед собой, а правая рука сжимала вымазанную в крови секиру.

Таким его и увидели шедшие в гости на соседний хутор Петерсены. Господин Петерсен потрясение застыл с широко распахнутыми глазами и отвалившейся челюстью, а маленькая фру Петерсен, размахивая зонтиком, налетела на седого великана, крича:

- Старый негодяй! Мерзавец! Немедленно отвечай: что ты сделал с его преподобием?!

Старый Торир медленно опустил голову и несколько долгих мгновений смотрел на Петерсенов - и господин Петерсен впоследствии не раз божился в тесной мужской компании за кружкой пива, что из глаз старика глядел сам Дьявол - и наконец ответил:

- Не придется вам больше ссориться с Торабергой: на моем дворе вы найдете двух пасторов. Боюсь только, ни один из них и "Отче наш" не осилит, не говоря уж о проповеди.

С этими словами он вновь пошел вперед, а фру Петерсен, ухватив мужа за рукав, поволокла его в Кнэ, в полицейскую управу.

А Торир брел и брел, не зная куда, и лезвия секиры пятнали красным пожухлую траву. Он сам не замечал, что ноги несут его на огромный холм, где когда-то пылали священные костры, и девушки в белых одеяниях скользили по выложенному из древних булыжников лабиринту.

Он не заметил, когда темные тучи затянули небо, закрыв Солнце, он не обратил внимание на струи дождя, хлестнувшие его по плечам. Он очнулся лишь когда над головой оглушительно грохнуло и ослепительно сверкнула молния.

Торир замер. Торир медленно поднял голову, подставляя лицо холодным струям, слизывавшим липкие красные пятна с его тела и лезвия Гардровы.

- Тор? - севшим голосом прошептал он. И в ответ ему новая молния ярким дневным светом озарила холм, и новый сметающий раскат прокатился в темном брюхе туч.

- Тор?! - закричал Торир, падая на колени посреди спирали древнего лабиринта.- Ты жив, Тор?! Ты жив! Ну, конечно же, Ты жив! Прости меня, Тор! Как я мог поверить этому глупцу! Ведь каждую весну гремит в небесах Твой голос, каждый день с небес смотрит око Твоего Отца - как же я мог поверить, что Вы мертвы, что мои Боги - умерли?! О мой Тор! - Старый Торир хохотал и плакал, и небо отвечало ему улыбками молний, хохотом грома, счастливыми слезами дождя.

Потом Торир замолк и опустил голову. Вокруг шумел дождь, но небо молча смотрело на него.

- Тор,- тихо прошептал он,- забери меня, Тор! Забери меня к Себе, к моим Предкам! Здесь такой тесный, такой душный мир, такие маленькие люди... Тор! - закричал он в голос.- Я всю жизнь славил Тебя, ничего не прося взамен, но сейчас прошу - Тор, забери меня отсюда!!!

И была молния - ярче дневного света, и был гром - словно от звездных вершин до железных ребер земли раскололся мир... И в хлынувшем меж туч свете Торир увидел упавший к его ногам мост - радугу. Мост, по которому неслась к нему запряженная двумя черными золоторогими баранами колесница. Колесницей правил великан с рыжей, реющей по ветру бородой, сжимавший рукою в стальной рукавице рукоять грозного молота...

Облаву удалось организовать только утром, и поэтому ничего удивительного не было в том, что прочесавшие всю округу полицейские, добровольцы из Тораберги и батраки из Кнэ не нашли старого Торира.

В том, что собаки потеряли след убийцы пастора на холме, тоже не было ничего удивительного - ведь накануне была гроза и проливной ливень.

По инстанциям полетели рапорты, по всем окрестным управам разошлись описания старого Торира - но тот словно на небо улетел.

И, конечно, ни в одном из рапортов не было сказано, что на холме, где собаки потеряли след старого Торира, в самом центре древнего лабиринта обнаружили очень странное пятно выжженной земли.

По форме оно очень напоминало фигуру или тень высокого человека, держащего в руках огромную двулезвийную секиру.

(с) Л.Р.Прозоров "Секира старого Торира"
См.: zhurnal.lib.ru/p/prozorow_l_r/sekira.shtml

@темы: цитаты

---

28.08.2008 в 17:47

Пишет  Artemiz:

О "Войне и мире" Л.Н. Толстого с военно-исторической точки зрения
Ну да, в любой войне есть, прошу прощения, кровище, дерьмище и бардак. Но в разных войнах параметр условно N=блеск/дерьмо существенно отличается. Зависит это от состава армий, вооружения, философии времени, ситуации в стране, боевого духа, командования... - в общем, огромного числа причин.

Например, к середине XIX века массовое внедрение нарезных ружей и дальнобойной артиллерии повысили эффективность огня, но методология и психология войны еще не успела угнаться за техническими новшествами, потому в Крымской войне 1853-1856 гг. недалекие командиры обеих сторон пытаются воевать «по-старинке» в лоб и в полный рост, не «унижаясь» до окопной войны. Получается шокирующая бойня.
К тому же в это время русская армия отстает от противника технически (тех же нарезных ружей у англичан в 20 раз больше) и не блещет за некоторыми славными исключениями толковым командованием. Это к тем временам относится французская шутка о том, что у русского солдата голова льва, у русского офицера голова барана, а у русского генерала вообще нет головы. Не многим лучше англичане, которые к тому времени все еще продают патенты за деньги - количество ослов в их офицерском корпусе просто зашкаливает, так что английским солдатам тоже приходится частенько быть самим себе генералами. Это если повезет - т.е. позволят. Немного лучше дела у французов, но общей картины в глазах русского современника это не меняет. Война выходит страшной и бестолковой для всех сторон.
Кроме того в XIX веке в Европе поднимают голову новые философские течения. Теперь люди начинают думать, что прогресс не ведет к всеобщему процветанию, а главное в жизни не величие, а счастье. Соответственно, а не шли бы вы все лесом, господа Герои? - устали мы от вас и вообще гуманизм у нас тут...

Ни на что не похоже?

Как известно, военный опыт Л.Н. Толстого приобретен именно в эту войну. А описывать в "Войне и мире" он взялся наполеоновские войны, которые, вообще говоря, отличаются от Крымской войны, как день и ночь. Заодно облил грязью, как Наполеона, так и Кутузова, уверяя, что первый был псих, а второй не командир, а проводник воли низших чинов.



Во-первых, люди наполеоновской эпохи, как и предыдущей, еще в подавляющем большинстве считали, что некоторое ущемление частных интересов ради величия страны это правильно. И война видится людям отнюдь не жестокой бессмысленностью, а нормальным средством международных отношений за многовековым неумением решать вопросы по-другому.
К тому же молодая буржуазия еще не успела похоронить аристократическую поэтизацию войны. Тем более в России.
Наполеон-пацифист это анахронизм. Как христианство Октавиана Августа или демократическая Конституция Петра I. Давайте же позволим, в отличие от Толстого, каждому герою судиться по понятиям своего времени.

Во-вторых, представьте себе военачальника, который не имеет собственной воли и соглашается со всем, что творят его подчиненные. Если не по-толстовски, то это называется не «мысль народная», а анархия. А вообще говоря, Кутузов, если открыть историческую книжку, оказывается был вполне себе командир при вполне себе стратегии (затяжной войны), которую последовательно проводил. Тогда как, если бы он спустил армию с поводка и позволил вершиться сиюминутной воле народа, то армия бросилась бы в генеральное сражение, чего Наполеону было и надо.
Что касается оперативного тактического руководства... Армия, где солдаты и младшие офицеры творят вообще, что хотят, а начальник только для флажка и его функции заканчивается отдачей приказа о наступлении, после чего начинается всеобщая свалка как метод боя, это вообще-то варварство. И таким образом устроенные армии - убожество, которое их дисциплинированные враги испокон веков разделывали, как тузик грелку. Что римские легионы - варваров в 1-4 веках. Что монголы - кочевников Великой Степи и русских князей в 12-14 веках. Что турецкие янычары - европейцев в 15-16 веках. Что европейские регулярные армии - всяческих неорганизованных бунтовщиков в 17-19 веках.
Все-таки, как ни крути, война из всех исторических процессов как раз тот, где роль личности, которую взялся на ее примере отрицать Толстой, максимальна.

Ну и, наконец, о театральном героизме: лихих атаках, размахиваниях знаменами и т.д.
В наши дни это сложно понять. Но во времена, когда воевали уже с ружьями, но все еще стенка на стенку, было принято, что офицер едет впереди своего подразделения, больше всех солдат рискуя жизнью, а военачальник подставляется под пули. И эпизод вроде солдаты побежали, а полководец бросился их останавливать, можно найти во многих сражениях от Древнего мира до Наполеона. Т.к. позднее, как уже сказано, изменилось оружие и европейцам пришлось расставаться со старыми представлениями о доблести. Но во времена Наполеона-то это был реализм, а не хвастливое ребяческое геройство. И не глупость, а всеми признанный метод.
И вот мы читаем, какой дурак был князь Андрей, бросившийся вперед со знаменем, и как он после этого проникся аустерлицким небом... как перепугался и утратил способность соображать юный Николай Ростов... как нехаризматичен был, якобы единственно истинно героический капитан Тушин... Анахронизм. Конечно, здесь дело может быть в конкретных личностях, но ведь это привыкли, анализируя Толстого, преподносить, как закономерность.
Вот все мы видели знаменитую картину «Наполеон на Аркольском мосту». Но не все знаем, что та атака закончилась поражением французов. И ведь все равно же герой и никому не пришло в голову сказать, что было глупо.

Не люблю «Войны и мира» и еще много за что, но за это извращение истории больше всего.

@темы: книги, цитаты, на думку пробило

---

Об этике дискуссий

В назидание тем, кто в курсе

Пишет  Atandakil:

08.08.2015 в 09:59

Ну, как вариант, выскажу свое мнение.
Представим себе, что в моем или в Вашем дневнике возникла дискуссия по какому-нибудь интересующему участников (это обстоятельство подчеркнем особо!) вопросу, к примеру: наличие и величина массы покоя у разных поколений нейтрино; достоинства и недостатки проекта линкоров типа "Айова"; границы применения иерархической модели формирования галактик; достоверность изложения исторических событий в произведениях писателя Н.Л.Худого либо же особенности кормления морских свинок в летний период.
Участники дискуссии, как сказано выше, общаются с заинтересованностью в результате (получить основу для размышлений о массе нейтрино, узнать мнение других умных людей об упомянутых линкорах и влиянии их особенностей на историю, найти истину в вопросе формирования галактик, более объективно оценить писателя или улучшить жизнь своим свинкам). В связи с этим, они:
- внимательно и вдумчиво выслушивают мнения и анализируют суждения коллег по дискуссии;
- высказывают собственные суждения и оспаривают чужие аргументированно, доказательно и со знанием предмета (ни в коем случае не пытаясь рассуждать о нейтрино, не зная их отличий от нейтрона, а о галактиках - путая их с кометами);
- не переходят на личность собеседника, не берутся оценивать ни его, ни обстоятельства его жизни, ни перспективы дальнейшего существования. Во-первых, они - люди воспитанные и приличные, во-вторых, подобное поведение не помогает (и даже мешает) познанию тайн нейтрино, линкоров, образования галактик и кормления свинок. Соответственно, так себя вести люди, желающие достигнуть интересующего их результата дискуссии, не будут.
При этом, разумеется, следует понимать, что в ряде случаев дискуссия происходит в гостях у хозяина дневника и, соответственно, бывают ситуации, когда гостям следует соблюдать вежливость, такт и понимание. Хозяин дневника может получить всю полезную для него информацию и не быть заинтересованным в дальнейшей дискуссии (ибо узнал все, что хотел). Тогда дискуссия по его намеку или явно высказанному пожеланию должна прекращаться, либо (если она интересна некоторым гостям) продолжаться в ином месте.
Простое несоблюдение этого правила - бестактность.

Но если эти правила не соблюдаются не просто, а очень энергично, и некий участник дискуссии:
- открыто игнорирует намёки, прямые указания хозяина дневника, а особенно - чужие мнения и аргументы;
- высказывает явно провокационные либо открыто противоречащие ранее высказанным мнения, не аргументируя их (или аргументируя весьма слабо) или, демонстрируя слабое знакомство с предметом, продолжает тем не менее назойливо противоречить более компетентным участникам разговора;
- в уничижительном тоне начинает отзываться о мнениях участниках разговора, не доказывая своих оценок или приводя явно бессмысленные и беспомощные аргументы;
- оскорбляет участников разговора;
- не изменяет своего поведения после замечаний -
всё это означает, что он преследует целью вовсе не познание истин о линкорах, галактиках либо свинках, а организацию обыкновенной провокации и агрессию против участников разговора. То, что и называется троллингом.

URL комментария

@темы: цитаты

---

Внукова Лилия Владимировна:
"Blackmore`s Night" -- путешествие в Средневековье (переводы и комментарии)
См.: samlib.ru/w/wnukowa_l_w/perewodyblackmoresnight...

@темы: книги

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра