«Бремя белых»
Твой жребий - Бремя Белых!
Как в изгнанье, пошли
Своих сыновей на службу
Тёмным сынам земли;
На каторжную работу -
Нету её лютей,-
Править тупой толпою
То дьяволов, то детей.
Твой жребий - Бремя Белых!
Терпеливо сноси
Угрозы и оскорбленья
И почестей не проси;
Будь терпелив и честен,
Не ленись по сто раз -
Чтоб разобрался каждый -
Свой повторять приказ.
Твой жребий - Бремя Белых!
Мир тяжелей войны:
Накорми голодных,
Мор выгони из страны;
Но, даже добившись цели,
Будь начеку всегда:
Изменит иль одурачит
Языческая орда.
Твой жребий - Бремя Белых!
Но это не трон, а труд:
Промасленная одежда,
И ломота, и зуд.
Дороги и причалы
Потомкам понастрой,
Жизнь положи на это -
И ляг в земле чужой.
Твой жребий - Бремя Белых!
Награда же из Наград -
Презренье родной державы
И злоба пасомых стад.
Ты (о, на каком ветрище!)
Светоч зажжёшь Ума,
Чтоб выслушать: "Нам милее
Египетская тьма!"
Твой жребий - Бремя Белых!
Его уронить не смей!
Не смей болтовнёй о свободе
Скрыть слабость своих плечей!
Усталость не отговорка,
Ведь туземный народ
По сделанному тобою
Богов твоих познаёт.
Твой жребий - Бремя Белых!
Забудь, как ты решил
Добиться скорой славы, -
Тогда ты младенцем был.
В безжалостную пору,
В чреду глухих годин
Пора вступить мужчиной,
Предстать на суд мужчин!
(с) Р.Киплинг, 1899 г. Перевод с англ. - В. Топорова
Джордж Оруэлл (Эрик Артур Блэр, 1903-1950) с 1922 по 1927 г. служил в колониальной полиции в Бирме. Уроженец Британской Индии (привет Кимболу О'Харе) и выпускник Итона станет добровольцем отрядов ПОУМ на гражданской войне в Испании спустя десять лет после описываемых событий. Рассказ написан в 1936 г. - по воспоминаниям и впечатлениям прошлого. Осмысление этих "картинок из прошлого" - касается уже в большей степени того времени, когда и написан рассказ, да и пишет его уже немножко другой человек, поживший и подумавший. Картинка-то та же самая, а вот рамки её восприятия изменились. Взрослый убеждённый анархист знает, что империализм есть зло, государство и служба государству есть зло, и сам он зря теряет здесь время. Молодой полицейский офицерик, работающий "на земле", еще не слишком во всём этом разбирается; он просто делает свою работу, набирается опыта (в том числе на таких вот дурацких казусах) и чётко понимает, что здесь и сейчас он "в одной лодке" с империей, которой служит; и всё его в-глубине-души-сочувствие к подопечному населению не спасёт его от этого самого населения, если он вдруг случайно даст слабину...
Впрочем, трудно спорить и с другой подоплекой эссе, каковая лежит на поверхности. Всё-таки перед нами еще довольно молодой и неопытный офицер, который чудовищно боится оказаться при исполнении служебных обязанностей посмешищем. Как его беспокоит, что подумают о нём внимательно наблюдающие туземцы; как его корёжит при мысли, что он тут словно в роли занимательного актёра в балагане; как он не забывает упомянуть, как именно оценили его поступок пожилые и молодые коллеги, кто одобрил, кто не одобрил. В состоянии такой мнительности молодой новичок способен наломать тех еще дров просто потому, что боится, что его не воспримут всерьез.
Вторая часть рассказа - явно мысли уже того самого второго человека - не офицера Блэра, а писателя Оруэлла. Впрочем, кое-что Оруэлл от Блэра и от разочаровавшего его имперского прошлого таки унаследовал. В записках об испанской войне Оруэлл с явным огорчением описывает архаичный и загаженный казарменный сортир, хотя ни вычистить его, ни поднапрячь подчинённых так и не удосужился - зато с удовольствием поворчал по адресу республиканского правительства, которое могло бы обеспечить борцам за свободу условия не хуже, чем в буржуазных армиях. Казус же с солдатом-ПОУМовцем, которого офицер Оруэлл послал на пост, а тот с возмущением отказался, потому что пост находится в обстреливаемой зоне, и спровоцировал митинг с участием всего подразделения, гневно осудившего сатрапа-командира, который посмел отдавать опасные для жизни приказы, явно навевает у Оруэлла ностальгические мысли о буржуазном, конечно же, гнусном и тоталитарном аппарате подчинения, который, по крайней мере, умеет поддерживать дисциплину.
«В Моламьяйне —это в Нижней Бирме — я стал объектом ненависти многих людей; с той поры моя персона уже никогда не имела столь важного значения для окружающих. В городе, где я занимал пост окружного полицейского, сильно ощущались резкие антиевропейские настроения, правда, проявлявшиеся как-то бесцельно и мелочно. Выступить открыто не хватало духу, а вот
если белой женщине случалось одной пройти по базару, платье её часто оказывалось забрызганным соком бетели. Как полицейский
офицер, я неизбежно становился мишенью для оскорблений, коим и подвергался всякий раз, когда представлялась возможность
сделать это безнаказанно. Если на футбольном поле какой-нибудь шустрый бирманец подставлял мне подножку, а судья, тоже
бирманец, демонстративно смотрел в противоположную сторону, толпа разражалась отвратительным хохотом. Такое происходило не
один раз. В конце концов эти повсюду встречавшиеся мне насмешливые жёлтые физиономии молодых парней, эти оскорбления,
летевшие вдогонку, когда я уже успевал удалиться на безопасное расстояние, начали изрядно действовать мне на нервы. Но
невыносимее всего были молодые буддистские проповедники. В городе их насчитывалось несколько тысяч, и возникало
впечатление, что у всех у них было одно-единственное занятие — устроившись на уличных углах, глумиться над европейцами.
Всё это смущало и расстраивало меня. читать дальше
.если белой женщине случалось одной пройти по базару, платье её часто оказывалось забрызганным соком бетели. Как полицейский
офицер, я неизбежно становился мишенью для оскорблений, коим и подвергался всякий раз, когда представлялась возможность
сделать это безнаказанно. Если на футбольном поле какой-нибудь шустрый бирманец подставлял мне подножку, а судья, тоже
бирманец, демонстративно смотрел в противоположную сторону, толпа разражалась отвратительным хохотом. Такое происходило не
один раз. В конце концов эти повсюду встречавшиеся мне насмешливые жёлтые физиономии молодых парней, эти оскорбления,
летевшие вдогонку, когда я уже успевал удалиться на безопасное расстояние, начали изрядно действовать мне на нервы. Но
невыносимее всего были молодые буддистские проповедники. В городе их насчитывалось несколько тысяч, и возникало
впечатление, что у всех у них было одно-единственное занятие — устроившись на уличных углах, глумиться над европейцами.
Всё это смущало и расстраивало меня. читать дальше
(с) Дж.Оруэлл "Как я стрелял в слона" (1936)
См.: www.lib.ru/ORWELL/elefant.txt