Всё когда-нибудь случается в первый раз. Потом уже достаточно привычки.
В первый раз приступ эпилепсии довелось пронаблюдать курсе на первом, в универе. Благо уже была привычка, что бяка может приключиться в любом месте и в любой момент, особенно когда не ожидаешь. Обычная симпатичная девочка, на которую до этого и внимания не обращал. Скрутило её как-то спонтанно, перед лекцией. Сначала изменения необычные в мимике, потом судороги сильные, потеря равновесия и пена. Клочьями. Лекцию, понятное дело, пришлось отложить. Теоретические познания кое у кого были, да и препод не растерялся. Помещение очистили, послали человека за медиком, зафиксировали клиента на паркете.

Кстати, откуда пошла дурацкая молва насчёт того, что больному надо пихать чего-то там в зубы или язык фиксировать? Оставьте вы человеку зубы в покое. Их, во-первых, фиг разожмёшь, во-вторых, всё туда попавшее типа ложек-палок-карандашиков либо раскрошится и попадёт в дыхательные пути, либо сами зубы раскрошит. А чтобы язык не запал, достаточно человека набок повернуть.
В общем, глупости это всё...Фиксировать надо просто для того, чтобы сам человек о твёрдое не побился. А прогибает в приступе судорогами со страшной силой, щупленькую барышню мы втроём или вчетвером удерживали, прилагая все усилия. Помнится, было странное ощущение, - головой-то помнишь, что рядом человек, и притом симпатичная барышня, а руки-корпус-ноги на удержании ощущают мощнейшую систему рычагов, работающих на сжатие-разрыв, будто с трактором в перетягивание каната состязаешься. Держали с четверть часа, потом судороги сошли на нет, она открыла глаза и стала похожа на человека. К этому времени прибежала и медичка, куда-то её повела, заполняла медкарту, выясняла, о чём барышня ещё при поступлении умолчала. Больше с ней такого не случалось, а в последующем на случаи падучей Достик реагировал уже более спокойно. Главное - не надо паниковать, надо мягко, но твёрдо фиксировать клиента на месте, и не надо позволять никому и ничего пихать в челюсти.

@темы: медицина, дневник наблюдений

---

Немножко кактуса в строгой дозировке. Жёлтый флаг, гуманитарная помощь и всё такое. Достик ведь всё понимает, правда?

@темы: личное

---

Опять с ранья сутки не спамши, не выздоровевши и не прохандривши, - но это не повод отменять воскресные тренировки. Плановое прошло как полагается, и с железками, и без оных, а на "Хлебозаводе" ради разнообразия досталась Пышка, - без стремян, к чему Достик уже привыкает. Когда послышался голос - "а теперь давай-ка на этот крестик", Достик не сразу понял, о чём речь, но привычно уже подогнал Пышку с рыси в галоп и округлевающими очами узрел, что мчимся-то мы, собственно, на ма-аленький такой барьерчик. Оказывается, дошла очередь наконец и до барьерчиков. И так надцать раз по кругу. Ближе к завершению упражнений, кажется, что-то уже выглядело относительно пристойно.
К вопросу о сравнениях и достоинствах - вы много видели человеческих женщин, которые спустя месяц после родов брали бы барьеры на галопе и с грузом на спине? Пышке такое - запросто.

@настроение: усталое

@темы: "Хлебозавод" и компания

---

Абстиненция

Больше всего на свете Питер Джордж Вейнард любил читать.

Собственно, в его жизни было два устойчивых больших чувства: любовь к книгам и нелюбовь к людям. Первое было сильнее, зато второе проявилось раньше. Ещё до того, как маленький Питер научился не просто складывать буквы в слова, но и погружаться целиком в описываемый этими словами мир, он уже смущал своих родителей, наотрез отказываясь ехать в одном лифте с соседями по дому. Разумеется, в условиях большого города подобное недоверие ребенка к чужим можно только приветствовать; однако Питером двигала вовсе не осторожность, а именно неприязнь к этим большим, скучным и, как тогда уже начал подозревать мальчик, чрезвычайно глупым существам. Он не ждал от них ничего хорошего; даже если они угощали его конфетой (разумеется, с согласия миссис Вейнард), то лишь затем, чтобы услышать в ответ его «спасибо», точно он был дрессированной собачкой (они обожали собачек и прочих безответных тварей; вообще удивительно, до чего сходно люди относятся к детям и домашним животным — в любом парке каждый вечер можно услышать «Иди к мамочке!», адресованное какой-нибудь болонке). То, что они сами были глупыми, составляло еще полбеды: хуже, что они и его, Питера, считали глупым и вели себя с ним соответствующе, задавали глупые вопросы и учили его глупым правилам, лишенным всякой целесообразности. Питер не знал еще слова «целесообразность», но прекрасно понимал, что нет никакого смысла разговаривать, если тебе нечего сказать; отвечать на вопрос, заданный без всякого интереса; здороваться с теми, до кого тебе нет никакого дела и кому нет дела до тебя. От них, этих скучных существ с их бесконечными разговорами, в которых они обсуждали друг с другом очередной телесериал или перемывали косточки себе подобным, исходили все запреты и ограничения: из-за них нельзя было бегать по квартире, громко кричать, ложиться спать и вставать тогда, когда хочется, а не когда они велят; из-за них надо драть волосы расческой и вообще «выглядеть прилично», чтобы им было приятно на тебя посмотреть, в то время как их совершенно не заботит, приятно ли тебе смотреть на них. Они ерошили Питеру волосы и целовали его, а бедный мальчик лишь украдкой морщился, не решаясь сказать, как ему противно.

Таково было отношение юного Вейнарда к взрослым; однако когда он пошел в школу, то понял, что дети гораздо хуже. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: ведь это были их дети. Визгливые, глупые, жестокие. Питер рано понял, в чем состоит основное отличие ребенка от взрослого: если взрослый хоть как-то прячет темные стороны своей натуры под пленкой пусть лицемерных, но все же общепринятых правил, то жестокость детей не сдерживается и не ограничивается ничем. Питер учился лучше всех в классе и к тому же не отличался физической силой: нетрудно догадаться, что он стал желанной мишенью детской стаи.

Мысль о том, что эти скудоумные троечники, эти ничтожества, считающие, что часами гонять мяч — это интереснее, чем читать, дразнят его, Питера, была настолько нестерпимой, что он мгновенно выходил из себя, к великой радости малолетних садистов. Впрочем, сам Вейнард тоже не был паинькой: он не только с интересом отрывал насекомым лапки и крылышки, наблюдая за их агонией, но и регулярно принимал участие в травле своих одноклассников, как только стая избирала себе новую жертву. Его оружием были не кулаки, а интеллект: чрезвычайно обидные насмешки, дразнилки в стихах, карикатуры, которые он рисовал с большим умением. Не раз Питер с удовольствием наблюдал, как очередной его враг ревёт в голос, размазывая сопли и слёзы по красному лицу; однако нередко объектами его издевательств становились и те, кто никогда не причинял ему зла. Но даже и тогда Питер не чувствовал себя частью стаи — она была лишь его орудием, позволяющим оттачивать остpоумие. Постепенно он всё более противопоставлял себя стае, толпе, коллективу, обществу; он старался все более дистанцироваться от них, минимизировать, по мере возможности, свое общение с Чужими. Задолго до того, как он впервые прочёл Сартра, Вейнард пришел к тому же выводу, что и теоретик экзистенциализма: ад — это Другие.

И совсем иной мир открывался ему в книгах. Нельзя сказать, чтобы мир этот был добрым и прекрасным (в общепринятом значении последнего термина) — нет, там тоже были жестокость и насилие, глупость и борьба — Питер любил остросюжетные книги. Но там, во-первых, не было этой унылой тоскливой скуки, пронизывавшей все существование молодого Вейнарда; и если положительные герои и выглядели несколько бесцветно, то уж злодеи наделены были изобретательным умом и особым мрачным очарованием, ничуть не походя на этого жирного ублюдка Тома Виллиса или тупую скотину Боба Хэнка. Во-вторых, этот мир был абсолютно безопасен для читателя; герои могли сколько угодно преследовать и убивать друг друга, в то время как Питер Вейнард наблюдал за ними, с комфортом лежа на диване с пакетом хрустящего картофеля.

Конечно, нельзя сказать, что Питер замкнулся на одних только книгах — как и все дети цивилизованного мира, он воздавал должное и телевизору, и электронным играм. Однако всё это было не то, дешёвка, жвачка для людей без воображения: тем, кто не может представить себе таинственных джунглей, затянутых гнилым предутренним туманом, в глубине которого таится Нечто, приходится демонстрировать все это на экране. Однако даже самые дорогие декорации, самый старательно изготовленный в голливудской студии монстр не могут вызвать той сладкой дрожи, того леденящего холода в животе, какие возникают от слов «нечто, таящееся в глубине тумана», прочитанных поздним вечером в полутемной комнате. Реальность, как ее ни приукрашивай, всегда гораздо тусклее и скучнее воображения; Питер рано усвоил эту истину.

В этот мир книг, мир, принадлежавший только ему, он уходил каждый вечер; но было ещё утро, отвратительное, тошнотворное утро с его необходимостью вставать, и был день, который приходилось проводить в школе. Так как учёба давалась Питеру легко, учиться ему было скучно, и скука эта всё более развивала его природную лень. На фоне этой скуки даже общение с одноклассниками казалось порой не столь непpиятным. Со временем Вейнард понял, что они вовсе не ненавидят его — они попросту не имеют понятия о чувстве собственного достоинства и не считают свои дразнилки и приставания серьезной обидой.

Их зависть, их жестокость были мелочны, как они сами. С удивлением Питер убедился, что некоторые из них считают его своим другом. К этому времени он уже научился скрывать свои чувства ради собственных интересов и поддерживал их в этом заблуждении, в душе презирая и ненавидя их. Вскоре у него появился еще один повод для презрения. Приятели, обучившие Питера неприличным ругательствам и непристойным песенкам, объяснили юному Вейнарду — до той поры совершенно не интересовавшемуся этим вопросом — кое-какие тонкости, связанные с появлением детей и предшествующим тому действиям. Это вызвало любопытство Питера, как и всякая новая информация, и он вновь обратился к книгам. Достав через тех же приятелей пособие по гигиене половой жизни, мальчик внимательно изучил его. Это событие имело два последствия. Во-первых, любопытство его было удовлетворено, и он утратил всякий интерес к предмету.

Второе последствие было более важным. Если раньше Питер полагал, что отвратительная процедура, в которой главную роль играют выделительные органы, проводится в сугубо утилитарных целях воспроизводства вида и, соответственно, не чаще, чем рождаются дети, то теперь он узнал, что среднестатистический человек занимается этим всю жизнь чуть ли не каждый день. Ужасу и возмущению Вейнарда не было предела; его мнение о людях, и без того не слишком высокое, упало стремительней, чем ненадежные акции в день биржевого краха, остановившись где-то в глубокой бездне отрицательных величин.

Впоследствии, впpочем, пpиpода сделала pобкую попытку взять свое: в стаpших классах Питеp стал pассеянно поглядывать на девочек и даже сходил в кино с двумя из них, показавшимися ему наиболее умными. Этим, однако, всё и огpаничилось: Вейнаpд окончательно убедился, что всё это — пустая потеpя вpемени, не пpиносящая никакого удовольствия, и ни одна женщина не стоит не только хоpошей книги, но даже дешевой бpошюpки. Из книг он к тому же знал, что женщины пpямо или косвенно повинны если и не во всех бедах, то, во всяком случае, в большей их части: слишком много зла совеpшается из-за них. Размышляя на эту тему, Питеp всё больше убеждался в своей пpавоте и глупости обычных людей, пpидя, в конце концов, от pассеянного интеpеса к искpеннему непониманию, как это к женщинам можно испытывать что-либо, кpоме отвpащения. Натыкаясь в книгах на любовные сцены, он досадливо моpщился и мысленно pугал автоpа за уступки вкусам толпы.

Поступление в унивеpситет вначале как будто изменило жизнь Питеpа к лучшему: окpужающие больше не вызывали у него непpиятных воспоминаний о детстве, да и новые знания казались увлекательными. Вскоpе, однако, он почувствовал, что коллектив — везде коллектив, и студенты с их споpтом, девочками и шумными вечеpинками, с их вульгаpностью, жвачками и запахом пива немногим достойнее его пpежних школьных товаpищей. Доказательство же теоpем и взятие сложных интегpалов оказалось занятием куда менее интеpесным, чем следование хитpосплетениям лихо закpученного сюжета. Не следует думать, будто Питеp читал одни боевики: пеpипетии психологической дpамы занимали его никак не меньше, чем детективная или фантастическая интpига. Что касается тpиллеpов, то он пpедпочитал лучшие обpазцы, избегая тpетьесоpтных дешевок; но иногда пpиходилось довольствоваться и дешёвками. Дело в том, что финансовые возможности Вейнаpда не позволяли покупать книги с той скоростью, с какой он их прочитывал или, точнее сказать, проглатывал; пользоваться же библиотеками он не любил — трудно сказать, почему, скорее всего из-за неприязни ко всему общественному. Поэтому Питер часто одалживал книги у нескольких студентов, которые, как и он, любили почитать, хотя и не в такой степени, как Вейнард. Это продолжалось довольно долго, и со временем Питер стал воспринимать это как своеобразный налог, взимаемый им с нелюбимого человечества. «Хоть какая-то польза от них», — думал он, открывая в блаженном предвкушении очередную книгу и, по старой детской привычке, обнюхивая первые страницы. Время от времени, впрочем, у этого снабжавшего Вейнарда конвейера случались перебои, и тогда Питер чувствовал себя отвратительно. Ему ничего не хотелось делать, он не знал, куда себя деть, и взрывался от любой мелочи. В такие минуты Вейнард называл себя — сначала в шутку, а потом со всё большей серьезностью — книжным наркоманом, страдающим от абстиненции.

Окончив университет одним из лучших на курсе, Питер мог бы сделать блестящую карьеру и, действительно, получил несколько заманчивых предложений. Однако все они были связаны с напряженной работой, а Вейнарда это никак не устраивало. Последние годы он учился с отвращением — лишь чувство собственного превосходства над окружающими не давало ему скатиться — и мысль о каких-то дальнейших усилиях казалась ему ужасной. В конце концов Питер устроился в какую-то находящуюся на последнем издыхании контору, где получал мизерное жалование за почти полное безделье. Это никоим образом не травмировало его гордость: он знал, что способен на большее, если захочет — однако он не хотел. Пусть эти серые посредственности выбиваются из сил в погоне за своими фетишами — женщинами, престижем, славой, властью… Ему, Вейнарду, не нужна такая чепуха. Единственное, что его беспокоило — возможность окончательного закрытия конторы. Он не имел ничего против жизни на пособие, если бы это не означало переезд в другую, более дешевую квартиру, то есть перемены и хлопоты, которые он ненавидел.

Существовал и более грозный источник опасности: поскольку старых знакомых Вейнард растерял, а новых не завел, утоление его вечной страсти оказалось под угрозой. Пока его снабжал последний из университетских товарищей, Эндрю Смит, который учился хуже отличника Питера, но благодаря своему упорству уже занимал неплохую должность в одной из солидных корпораций; коллеги не без зависти говорили, что этот парень далеко пойдет. Бизнес, однако, не помешал ему обзавестись женой, страстной любительницей Воннегута и Стивена Кинга; собственно, благодаря ей Смит и оставался для Вейнарда золотой жилой, ибо сам Эндрю к тому времени читал уже только спортивные колонки в газетах и деловые бумаги. Впрочем, и у молодой миссис Смит существовали занятия помимо чтения, поэтому новые книги отнюдь не всегда освобождались так быстро, как хотелось бы Питеру.

Как-то раз, в очередной раз обнаружив, что ему совершенно нечего читать, Вейнард позвонил Смиту и узнал, что у того только что появился последний бестселлер Дина Кунца, дорогое издание в твердой обложке.
— Джейн сейчас читает, — объяснил Смит.
— Ну, ясно. Как прочитает, позвони мне. А то я уже начинаю с вожделением поглядывать на Хемингуэя — ты знаешь, я его терпеть не могу.
— О'кей, позвоню, — рассмеялся Эндрю.

Через четыре дня Вейнард не выдержал.
— Алло, Эндрю. Кунц еще не освободился?
— Пока нет. Я же обещал тебе позвонить.
— Кто знает, вдруг ты забыл. У меня же абстиненция. Твоя жена знает, что это такое?
— Надеюсь, что нет. Но я расскажу ей о твоих страданиях.
— Ладно, пока.

Прошло ещё три дня, и Вейнард позвонил снова. Кунц был все еще занят.
— Но прошла уже неделя! — возмущённо воскликнул Питер.
— Послушай, надеюсь, ты не против того, чтобы владелец книги читал её столько, сколько ему нужно? — в голосе Смита впервые отчётливо звучало раздражение.
— Я не против. Но за неделю ведь можно прочитать три таких книги.
— За неделю, между прочим, можно заработать не только на книгу, но и на целый книжный шкаф! Извини, Питер. Я не хотел тебя обидеть.
— А твоя жена сейчас дома?
— Нет, у них вечеринка выпускников. Будет только к утру.
— Что ж, ладно, — сказал Вейнард со странной интонацией и повесил трубку. Смит отошёл от телефона, все ещё борясь с раздражением. «Этот парень как будто уверен, что все ему всё должны», — подумал он, доставая из кейса папку с последними отчётами.

Прошло, вероятно, чуть больше часа, когда Смита оторвал от работы требовательный звонок в дверь. На пороге стоял Вейнард с сумкой на плече.
— Видишь ли, Эндрю, я подумал, что твоя жена, наверное, читает Кунца не каждый день, а значит, ты можешь на пару дней дать его мне.
— Питер, это, наконец, смешно! Ты бы ещё среди ночи заявился ко мне со своим Кунцем!
— То-то и оно, что он не мой. Так где он у тебя?
— Слушай, ты рехнулся! Мы что, заключили контракт? Я что, обязался снабжать тебя книгами и платить неустойку за задержку? А может… — неожиданная идея посетила Смита, — может, ты пьян?

— Я, как тебе известно, не пью и не курю. И плевать хотел на секс, престиж и прочие идеалы вашего расчудесного общества. А поскольку я не гоняюсь за всей этой чушью, у меня было немало времени для размышлений. И, в частности, я пришёл к выводу, что человека, который причинил тебе крупное зло, иногда можно простить: ведь у него были на то веские причины. Но тот, кто отказывает тебе в малости, в пустяке, который ему ничего не стоит, прощения не заслуживает. Таких людей надо уничтожать, — с этими словами Вейнард извлёк из сумки пистолет 38 калибра и с улыбкой наставил его на обалдевшего Смита.
— Сюрприз! Это не шутка. Он заряжен. Где Кунц?
— Т-там, — Смит указал рукой на дверь в соседнюю комнату.
— Иди вперёд. И без глупостей.
Смит ещё раз перевел взгляд с пистолета на лицо Вейнарда и стал покорно отступать к двери.
— Не дёргайся. Я заберу книгу и уйду. И никакой полиции. Они всё равно тебе не поверят. Они думают, что абстиненция бывает только от героина.

Подойдя к двери, Смит еще раз взглянул на Вейнарда и вдруг прыгнул вперёд, пытаясь захлопнуть дверь перед носом противника. В то же мгновение громыхнул выстрел. Смит упал лицом вниз на середину комнаты. Вейнард не спеша подошёл к его голове.
— Я же предупреждал — без глупостей, — сказал он и выстрелил снова, на этот раз точно в затылок. «Контрольный выстрел» — так это называлось в боевиках. Однако, где же то, зачем он пришёл? Вейнард не спеша огляделся. Что, если Смит соврал, и книги здесь нет? Нет, вот она! Кунц лежал на журнальном столике. Вейнард положил в сумку пистолет и взял книгу в руки, любуясь игрой света на глянцевой обложке. Так, теперь уходить. Кажется, несколько капель крови попали на брюки, но на улице уже темно, никто не заметит. Конечно, его будут допрашивать, как знакомого жертвы… но никто не сможет повесить на него убийство: с точки зрения заурядных людей, у него не было никакого мотива. Пистолет надо спрятать вне дома, брюки выстирать… Вейнард еще раз осмотрелся, проверяя, не оставил ли он каких-нибудь следов. Всё нормально. Он уже повернулся, чтобы уходить, но желание хотя бы открыть свой трофей прямо сейчас было слишком сильным. Он перевернул титульный лист и прочитал первые строки. Некоторое время он читал стоя, затем присел на краешек кресла…
Когда полчаса спустя прибыла полиция, вызванная слышавшим выстрелы соседом, она обнаружила странную картину. Дверь квартиры была не заперта. В комнате справа от прихожей на полу лежало тело хозяина с пятном крови на спине и развороченной выстрелом головой; вокруг виднелись серые брызги мозга. В кресле рядом с трупом, удобно устроившись, сидел человек и читал книгу. На лице его блуждала счастливая улыбка.


(с) Юрий Нестеренко
См.: lib.rus.ec/b/216983/read
и yun.complife.ru/1st.htm

@темы: цитаты

---

Гордиев узел

Иногда ты услышишь фразу и тебе кажется, что ты её понимаешь. Потому что ты не слышал предыдущей, - а она может поменять весь смысл услышанного. Иногда знание контекста и предыстории здорово меняет всё, что ты видишь и слышишь.
Легко было, кажется, разрубить Гордиев узел. Да? Было странное пророчество, куча народу способы развязать предлагала, а тут пришёл Александр - и мечиком этот узелок, недолго думая. Чего было столько времени заморачиваться?
И правда, всё просто. Если не считать того, что узелок завязан на верёвке, верёвка на телеге, а телега лично Гордия - царя-основателя - и всё это, вместе взятое, - национальная реликвия Лидийского царства. Это как если бы сказать - страной будет править тот, кто напишет матерное слово из трёх букв на стене Овального кабинета. Кто в состоянии сделать такое, тот и будет править. А уж развяжет он этот узелок, разрубит, распилит, дезинтегрирует - это уже детали.

(с) не помню, чьё.

@темы: на думку пробило

---

Технические слова

На собрании фабрично-заводского комитета выступил заведующий культотделом и сказал:
— Поступило заявление от секретаря ячейки комсомола о необходимости борьбы с укоренившейся привычкой ругаться нехорошими словами. Всемерно поддерживаю. Особенно это относится к старшим мастерам: они начнут что-нибудь объяснять, рта не успеют раскрыть, как пойдут родным языком пересыпать. Получается не объяснение, а сплошная матерщина.

Все молчали. Только старший мастер недовольно проговорил:
— А как же ты объяснишь? Иной только из деревни пришел, так он, мать его, ничего не понимает, покамест настоящего слова не услышит. А как полыхнёшь его, — сразу как живой водой сбрызнут.
— Товарищи, бросьте! Семь лет революции прошло. Первые годы, когда трудно было, вам не предлагали, а теперь жизнь полегче пошла. Ну, если трудно, выдумайте какое-нибудь безобидное слово и употребляйте его при необходимости. Положим так: «Ах ты, ёлки-палки»!..

Старый мастер усмехнулся и только посмотрел на соседа, который тоже посмотрел на него.
— Детская забава...
— Да, уж не знают, что выдумать.
— Трудно будет, не углядишь за собой, — сказал рабочий с серебряной цепочкой на жилетке. — Ведь они выскакивают, не замечаешь как.
— Товарища попросите следить.
— Что ж он так и будет следом за тобой ходить, товарищ-то этот? Он тебе в рот наперёд не залезет, а уж когда двинешь, что он сделает; это не воробей, за хвост не поймаешь.

— Да, это верно, что не замечаешь. Я как-то в театре с товарищем был, — сказал другой рабочий. — Ну разговорились в буфете, барышни тут кругом. Я всего и сказал-то слова два; гляжу, барышни как брызнут чего-то. То теснота была, дыхнуть нечем, а то так сразу расчистилось, просто смотреть любо. Вздохнули свободно. Только товарищ мне говорит: «Ты, — говорит, — подержался б маленько». — «А что?» — спрашиваю. — «Да ты на каждом слове об моей матушке вспоминаешь».

— А вот за каждое слово штраф на тебя наложить, тогда будешь оглядываться, — сказал заведующий культотделом.
— Правильно. Память очистит.
— На самом деле, пора ликвидировать. А то наши ребята в девять лет, можно сказать, образованные люди, а мы все с матерщины никак не слезем.
— Никак!.. Иной раз даже самому чудно станет: что это, мать твою, думаешь, неужто уж у меня друг их слов нету!
— Вы только сначала плакаты везде развесьте, чтобы напоминало.
— Это тогда всю Москву завесить ими придётся, — проворчал старый мастер.

— А что — на фабрике только нельзя или вообще?.. — спросили сзади.
Заведующий культотделом замялся...
— За городом, пожалуй, можно, ежели никого поблизости нет.
— Вот это так! Мне по морде, скажем, дали, а я, значит, опрометью кидайся на трамвай — и за город. Отвёл там душу и тем же порядком обратно.
— Да ещё выбирай местечко поглуше, чтобы кто-нибудь не услышал, — сказал насмешливый голос. — Уж как начнут выдумывать, так с души воротит.

— Итак, товарищи, принято?
— Попробовать можно...
— Клади со служащих по рублю, с рабочих — по полтиннику.
— Что ты ошалел, что ли! — закричали все в один голос, и даже сам заведующий культотделом, — это всех твоих кишок не хватит.
— Ты по копейке положи, и то в неделю без штанов останешься, — сказал старший мастер и прибавил: — ну, прямо слушать тошно, как будто малые ребята, каким сурьезным делом заняты. А что производство от этого пострадает, — это им нипочём.
— Итак, товарищи, с завтрашнего дня.
— Как с завтрашнего дня?! Дай праздники-то пройдут, а то за три дня все месячное жалованье пропустишь.
— Верно, уж проведём по-христиански, а там видно будет.

Через неделю в мастерские зашёл директор. Два крайних парня сидели у станков и ничего не делали.
— Вы что ж? — спросил директор.
— Недавно поступили... Не знаем как тут...
— А старший мастер почему не объяснит?..
— Он начал объяснять, а потом чегой-то плюнул и ушёл.
— Позовите его...

Показался старший мастер, на ходу недовольно вытирая руки о фартук.
— Займись с ними, что же ты? Производство страдает, страна напрягает все усилия, а у тебя без дела сидят. Так нельзя.
— Сам знаю, что нельзя, — ответил мрачно старший мастер и подошёл к парням. — Ну, чего же вы?., гм... гм... тут не понимаешь?, ёлки-палки! Ведь тебе русским языком!.
Он не договорил и плюнул.

— Ну, что же? — сказал директор.
Старший мастер посмотрел на него, потом сказал:
— Отойди-ка малость...
— Зачем? - спросил удивлённо директор, однако отошёл в сторону.
Старший мастер оглянулся по сторонам, потом нагнулся к парням и сказал шёпотом:
— Что же вы, мать вашу!.. Куда ты воротишь! Не видишь?..
— Так бы и говорил, а мы почём знали, — сказали парни.

Директор оглянул рабочих, подошёл поговорить, но тот, с которым он заговорил, в середине разговора вдруг осёкся и оглянулся по сторонам.
— Что вы, как варёные, нынче? — сказал директор. — Недовольны, что ли, чем?
— Нет, ничего...
— А что же, в чём дело?.. Комсомол налаживает работу?
Старший мастер, посмотрев исподлобья, сказал:
— Налаживает... Скоро так наладит, что никто ничего делать не будет.
— А почему прогулов на этой неделе больше?
— На стороне много работали, — сказал председатель фабзавкома.
— Это почему?
— Поистратились маленько, прирабатывали...
— На что поистратились?
Председатель не знал, что сказать, и оглянулся на подошедшего заведующего культотделом.
— На культурные... цели.

— Так, милый мой, нельзя. Вы на культурные цели сбор делаете, а материальная сторона терпит убыток. Это я тогда ваши культурные цели к... матери пошлю. Ни в чём меры у вас нет. Вот хоть бы взять эти плакаты: вы их столько понавешали, что куда ни ткнёшься, везде они в глаза лезут. Намедни приехал замнарком, осмотрелся этак издали в зале и говорит: «Хорошо посмотреть, сколько у вас плакатов. Это что — лозунги?» А я, признаться, не посмотрел, да и говорю: «Лозунги». А потом к какому плакату ни подойдут, а там всё про матерщину. Гляжу, уж мой замнарком что-то замолчал. Я ему диаграммы показываю, а он издали махнул рукой и говорит: «Не надо, я уж читал»...
— Конечно, надо и за этой стороной смотреть, потому что эта позорная привычка так въелась, что сами часто страдаем от нее. Вот у нас был один товарищ, ценный работник, доклады хорошо читал по истории революции, но слова одолевали. Бывало, читает всё ничего, как до московского восстания дойдёт, — так матом!.. Так вот я говорю, что против этого ничего не имею и даже сам всемерно содействовать буду. В самом деле, пора ликвидировать это безобразие.
Особливо старшие мастера, они, мать их... ни одного слова сказать не могут без того, чтобы...

— Две копейки с вас, товарищ, — сказал подошедший к директору секретарь ячейки комсомола.
— Какие две копейки?
— За слова. Обругались сейчас.
— Когда я ругался? Что ты, мать!..
— Восемь, как за повторение.
— Да пойди ты...
— Да ну их к чёрту, гони их! — закричали вдруг все — Осточертели!
— Эти молокососы ещё вздумают на голове ходить.
— Прямо тоска уж взяла, — к кому ни подойдёшь, все молчат. У него спрашиваешь про дела, а он, как чумной, оглядывается по сторонам, потому этими двумя копейками до последнего обчистили.
— Верно! От мастеров от старших не добьёшься ничего, объяснять совсем перестали.
— Покорно благодарю... — сказал старший мастер, — я вчерась за своё объяснение восемь гривен заплатил...

— У меня пять человек детей, работаю с утра до ночи, — сказал рабочий с цепочкой, — а я должен ругаться: «Ёлки-палки»... Прямо вспомнить стыдно, ей-богу. Только что вот на воздухе в праздник и очахнешь немного.
— Нет, уж вы, пожалуйста, свое дело делайте, а нам работу не портите, — сказал директор, — а то вы опыт устроили, а завод за неделю только 80 % производительности дал.
— Молокососы, — закричали сзади, — об деле не думают... только страну разорить... и так нищие!
— Пиши резолюцию, — сказал директор.
«Ввиду невозможности быстрой отвычки от употребления необходимых в обиходе технических слов, считать принятую культотделом меру преждевременной и слишком болезненной, вредно влияющей на самочувствие и производительность». Какую меру — в протоколе упоминать не будем. Так ладно будет?
— В лучшем виде! Завтра же на полтораста процентов нагоним! — крикнули все.
А старший мастер повернулся к заведующему культотделом, посмотрел на него и, засучив рукава, сказал:
— Ну-ка, господи благослови — бесплатно!


(с) Пантелеймон Романов, 1925 г.

@темы: книги, язык мой, цитаты

---

Любителям дискуссий посвящается:)

Погожим днём на берегу Янцзы
Сидели раз Конфуций с Лао Цзы.

"Идею Дао я считаю куцей", -
Заметил непочтительно Конфуций.

"А этикет - верёвка для козы!" -
Язвительно ответил Лао Цзы.

Так, слово за слово, втянулись скоро
Философы в хитросплетенье спора.

И, полагая сим закрыть вопрос,
Конфуций Лао Цзы расквасил нос.

Но Лао Цзы нашёл контраргументы,
Подбивши оба глаза оппоненту.

Тут мимо проходил крестьянин Ван,
Который не был на беседу зван,

А просто шел себе своей дорожкой,
С котомкою и рисовой лепешкой.

И молвил Ван, взглянув из-под руки:
"Чего не поделили, мужики?"

Конфуций, отряхнувши пыль с одежды,
Сказал ему: "Протри глаза, невежда!

Перед тобой - ученые мужи!"
"А отчего деретесь-то, скажи?"

Тут мудрецы, не одолев разброда,
Решили впрямь послушать глас народа.

"Идёт меж нами диспут много дней
О том, чья философия верней."

И принялись вещать Конфуций с Лао
Один про этикет, другой про Дао.

"Так чьей концепции ты б отдал приз?"
"А от какой родится лучше рис?"

"При чём тут рис?!" - вскричали оба мужа.
"Коль ни при чём - одна другой не хуже."

"О, как глупы народные низы!" -
Воскликнул возмущённый Лао Цзы.

"Они достойны только экзекуций!" -
Брезгливо констатировал Конфуций.

Ван прочь побрёл и вскоре был таков
(В одежде целой и без синяков).

А вслед ему неслось: "В них вовсе нету
Ни жажды Истины, ни тяги к свету!"

"Они не понимают ни рожна!"
"Гармония им вовсе не нужна!"

"Их бог - навоз!"
"Их идеал - телега!"
"Итак, на чем он нас прервал, коллега?"

(с) Ю.Л. Нестеренко, 2009 г.
fan.lib.ru/n/nesterenko_j_l/

@темы: стихи, цитаты

---

Отчего в лесу грибы растут:)

Хорошо, что доктор Фрейд не знал якутских сказок. Уж он бы тут нафантазировал....

"Раньше мужиков не было, были одни бабы. А х...и росли в лесу на деревьях. Когда надо - бабы ходили, на них залазили. Одна ленивая баба сорвала х...й и принесла к себе в чум. Понравилось - всем стойбищем стали к ней в чум ходить. А х...й завяз. Тогда Тяк послал мужика. Мужик поднатужился и выдернул х...й. Обрадовались бабы - давай мужика угощать. Одна ему рыбы даёт, он в правую руку взял, другая мяса даёт - а у него х...й в левой руке. Мужик сунул его между ног и стал кушать. Х...й и прирос. С тех пор пошли мужики с бабами.
А х...и в лесу с деревьев попадали, превратились в грибы. Русские их кушают..".

@темы: цитаты

---

Скади

@музыка: Скади

@темы: музыка

---

Достоевский будет увлеченно расспрашивать палача
о работе, жизни и семье до тех пор,
пока тот не расплачется у него на плече и сам его не отпустит.

Месяца три назад у платформы электричек повстречал цыганку-гадалку. Они там время от времени появляются стайкой, рассыпаются по одной и перехватывают-окучивают проходящую публику. Обычно Достик их стороной обходит, игнорируя, а тут мадам встала удачно, у входа на платформы коридор узкий, ход сбавляешь. Зацепились языками, она что-то спросила, Достик, как вежливый, в тему ответил, дальше, как обычно, мягкая зацепка на косвенных, ну и минуты на две-три-четыре вежливая беседа на тему позолотить ручку. Схема в общем-то уже знакомая - простенькие вопросы на установление раппорта, переход на уровень-два выше - к целям и сущностям (зацепить), затем провокация по этике (размягчить) и опять снижение по принципу "дай хоть коготок". Достик в те самые дни отобщал несколько сотен мальчиков и девочек разной степени говорливости и симпатичности, поэтому беседу вёл особо не задумываясь, по привычке отслеживая нить разговора, с терпеливо-вежливым выражением лица и отвечая довольно кротко, с любовью и интересом к оппонентке. По причине усталости активно не прощупывал, включил мягкое отзеркаливание. Благо надо же было время до подхода поезда как-то провести. Минут через семь, поняв бесперспективность дальнейшего наката, мадам отстегнулась сама, на прощание с ноткой уважения взглянув на Достика и бесплатно поведав ему несколько прописных истин о его сущности и характере. Впрочем, ничего неизвестного для Достика в этом откровении не прозвучало. В дальнейшем упомянутую мадам Достик видел ещё несколько раз в тех же местах, но гадалка почему-то делала покерфейс, отворачивалась и обходила Достика стороной. Видимо, как бесперспективного..А жаль.

@темы: дневник наблюдений

---

Все мы немножко лошади:)

Я Английская чистокровная!

Характер - нервный. Вы легко раздражаетесь и легко обижаетесь. Склонны бурно радоваться. при хорошем посыле вы не прочь закусить удила и понести. Вас очень сложно остановить, если что-то пришло вам в голову. Относитесь к своим поклонникам свысока - куда этим полукровкам до такого великолепного животного.

Узнайте, какая Вы лошадь?

@темы: тестики

---

"Челябинские мужики настолько суровы"...
Хорошая знакомая поделилась: ночью выехали на вызов, обнаружили вдрабадан пьяного мальчика с избытком железа в печени. В смысле, торчало оно оттуда. Нормальные люди в таком положении быстро приобретают бледный цвет лица, тихо садятся на асфальт и вообще ведут себя смирно, а тут...Кровь хлещет, железка торчит, а чувак сыплет матюгами, топорщит усики, поводит надкрыльями, всячески вырывается и требует продолжения банкета. Рауш-наркоз применять - скопытится раньше, чем нужно, со шприцем к нему не подступиться. Что делать? Вдвоём спеленали, рявкнули, обездвижили...А он, симпатяшка, ещё минут пять брыкаться хотел. Адреналин плюс алкоголь - хороший антидепрессант в сумме получается.

@темы: дневник наблюдений

---

Повеяло Кафкой и Дюрренматтом..

Предположим, что в отпуск приехал ты в город на море,
Где отличные климат, отели, вода и еда -
Только он обречён, и умрёт неизбежно и вскоре,
И все местные знают уже, отчего и когда.

Ну, допустим, цунами. Лавина. Сдвиг горной породы.
Иль Везувий на днях извергаться надумал как раз...
Ой, да мало ль тузов в рукаве у старухи-природы!
Несущественно, что она выбрала прямо сейчас.

А существенно то, что все жители в курсе событий
И, заранее зная тот факт, что не ведаешь ты,
Рассчитали порядок отъездов, отлётов, отплытий
И готовят исход без истерики и суеты.

Только если исход - кто сказал, что не нужно валюты?
В новом месте непросто налаживать бизнес с нуля!
Так что будут работать до самой последней минуты
Бары, пляжи, отели, гостей веселя и селя.

И приезжим никто не подаст ни малейшей идеи,
Что последние сутки стоит их "Палас" и "Савой" -
Местных можно понять. Право слово, они не злодеи,
Но чужак есть чужак, ну а свой - он и в Африке свой.

Бросив в номере вещи, ты спустишься вдоль парапета
И пойдёшь по бульвару туда, где вздыхает прибой,
Наслаждаться теплом и сиянием южного лета
Среди прочих гуляющих, прибывших вместе с тобой.

Ты попросишь у местного снять тебя возле собора
(Между тем как священник ключом замыкает врата),
И, за пышною зеленью слыша гуденье мотора,
Заподозришь едва ли, что этот отъезд - неспроста.

В сувенирной лавчонке, где крабы, ракушки и рыбы,
Ты чего-нибудь купишь, и девушка в юбке цветной
Упакует покупку, приветливо скажет "Спасибо!"
И глазами стрельнёт на часы за твоею спиной.

Искупавшись, ты будешь лениво глядеть с волнолома
На дымки катеров и скользящий полёт парусов -
Кто на юг, кто на север, но все почему-то от дома,
И никто не причалит обратно за пару часов.

Нагуляв аппетит, ты нырнёшь в полумрак ресторана,
И добавит усатый гарсон, принимая заказ:
"Извините, мосье, мы сегодня закроемся рано,
Так что, если не трудно, пожалуйста, плату сейчас."

А потом ты поймёшь, что закрыты и почта, и банки,
Будешь спрашивать встречных, но местных средь них не найдёшь,
Может, даже учтёшь сокращенье машин на стоянке,
Но под ласковым солнцем едва ли почувствуешь дрожь.

И в ответ на вопрос нарочито-беспечного рода
В вестибюле отеля тебя успокоит портье:
"Всё в порядке, сеньор. Как вам нравится наша погода?
Извините, я должен идти. До свиданья, мосье."

Час-другой провалявшись на свежей и чистой постели,
Ты увидишь за окнами пламя вечерней зари.
Никого из обслуги уже ты не встретишь в отеле,
И на набережной не затеплят огней фонари.

Ты пойдёшь, отмеряя пространство большими шагами,
Всё ясней ощущая, что дело идёт не к добру:
Там неубранный мусор противно шуршит под ногами,
Здесь незапертый ставень скрипит и стучит на ветру.

Но туристы по-прежнему будут гулять по бульварам,
Любоваться закатом, играть на траве в бадминтон...
Ты метнёшься навстречу вдали показавшимся фарам,
Но тебя торопливо объедет последний фургон.

И на заднем сидении, сидя на мягких подушках,
Раскусив карамельку, подтаявшую за щекой,
Пухлолицая девочка с носом в смешных конопушках
Улыбнётся тебе и прощально помашет рукой.

(с) Ю.Л.Нестеренко, 2006

@темы: стихи, цитаты

---

Что-то образ прирастать начинает и делаться узнаваемым. Вчера ещё один чувак из ещё одного круга общения, который в сети и в данных дискуссиях ни сном ни духом, сообщил Достику, что тот похож на князя Мышкина. Внешностью. Сговорились они все, что ли? А ведь вполне приличный человек на первый взгляд. И ведь прибавил ещё: "Ты только не обижайся". Блин. Достик не обижается. На обиженных воду возят!

В душе бушует молодечество,
Мечту лелею я, неистов, -
Передушить всех гуманистов
И осчастливить человечество.

"А Достоевские – они, сука, жалостливые и сердобольные сволочи, которым непременно надо быть в каждой бочке дегтя медовой затычкой. И мед этот, знаете, тягучий такой и липкий, а уж сладкий настолько, что у вас быстро развивается диабет третьей степени.

Ага?

У Достов есть три состояния – они или учат жизни, или умиляются, или плачут. Последнее состояние случается регулярно, ибо огорчает их все подряд, от несовершенства этого мира до неправильного цвета пуговиц на вашем халате, обидеть их куда легче, чем отнять конфету у ребенка, а вот успокоить проблематично, и ныть Дост будет до того момента, пока вы не сделаете всего, что он хотел изначально, а потом еще немножко. Доброта из Достоевского так и прет, и изливается словесным поносом на всех окружающих. Что самое паскудное – в 100 из 100 случаев толку от Достов ноль, но зато они будут так долго капать вам на мозг и сожалеть, что не могут помочь, что вы сами в итоге оторвете жопу от дивана и попретесь по указанному Достом адресу поздравлять ненавистных родственников, кормить бездомных или покупать себе же полезную зелень для диетического супа (который Дост заставит вас приготовить под своим чутким руководством). С виду они походят на святых, посланных в этот жестокий мир, чтоб его спасти, и обожают порассуждать о судьбах мироздания и пороках, захлестнувших современную молодежь. При более внимательном взгляде Достоевский – классические гнилые интеллигенты в очках на сломанной дужке, пользы никакой, но поныть и попризывать к насаждению доброго и вечного огненным мечом – это завсегда, особенно если бороться со злом будет кто-то другой, нередко Драй или Штирля, коего по болевой легко развести на жалость, чем Дост беззастенчиво пользуется".

@темы: личное, дневник наблюдений

---

Телефон доверия

По мотивам недавней нашей дискуссии о милосердии.

- А...алло, это телефон доверия?
- Слушаю вас.
- Я... понимаете, я хочу покончить жизнь самоубийством.
- От вас жена ушла?
- Как вы догадались?
- Ну вы же не первый сюда звоните.
- Д-да... да, конечно, вы правы... То есть, на самом деле, она
давно ушла, четыре года уже...

- И что ж вы только сейчас надумали?
- Вы понимаете, сегодня мой день рожденья... Ну то есть был, то
есть вчера - сейчас ведь уже заполночь...
- Без четверти два, если быть точным.
- Да... И вот сегодня, то есть вчера, мне исполнилось сорок лет...
- Поздравляю.
- Не с чем тут поздравлять... Я весь вечер просто просидел на
кухне. У меня и гостей-то не было...

- Не звали, или не пришли?
- Да некого мне звать! Жена ушла, нового никого с тех пор... как-то
не сложилось... друзей в общем-то тоже нет... с работы, что ли, кого?
Как будто мне там эти рожи не опостылели... никто там, кстати, даже и не
вспомнил, что у меня юбилей...

- Стало быть, с карьерой у вас тоже не сложилось.
- Да какая там карьера! Сижу там каждый день, как проклятый, с
девяти до шести, а меня до сих пор воспринимают, как мальчика на
побегушках! Илья, сделай то, Илья, сбегай туда... поксерь эти бумаги и
отнеси Петру Егорычу... У Петра Егорыча, между прочим, для этого
секретарша есть! Дура двадцатилетняя с наштукатуренной мордой... Мой
начальник на четыре года моложе меня и говорит мне "ты", а я ему - на
"вы" и по отчеству...

- Ну хорошо. А что вы сделали, чтобы это изменить?
- В смысле, что сделал? Говорю же, работаю там каждый день, как...
- Это я понял. Вы приходите на работу, которую терпеть не можете -
поправьте меня, если я ошибаюсь...
- Ненавижу!
- Ну еще бы. Приходите и тупо отсиживаете от сих и до сих, мечтая,
чтобы день поскорее закончился. Никакой инициативы, естественно, не
проявляете, планами и перспективами не интересуетесь, любое поручение
воспринимаете, как наказание, а не как повод проявить себя - не говоря
уже о том, чтобы выйти на начальство с собственными идеями. Творческий
подход вам чужд. Так чего ж вы хотите? По-моему, отношение к вам как к
работнику - вполне адекватное.

- Просто мне не повезло с работой.
- Так за чем же дело стало? На свете тысячи профессий. И миллионы
рабочих мест.
- Да, но... в сорок лет как-то поздно начинать все сначала.
- Что же мешало вам подумать об этом раньше?
- Ну, я не знаю... привык как-то... надеялся, что-то еще
изменится...

- Надеялись, но ничего не предпринимали. Ясно. Жена вас только
поэтому бросила, или и другие причины были?
- Ну, поэтому тоже... Чего ты, говорит, добился, работаешь за
гроши, повышения и то попросить не можешь... другие каждый год в
тропиках отдыхают, а у нас даже дачи в Подмосковье нет... машина -
старый "жигуль", да и тот ты разбить умудрился...
- Разбили?
- Ну джип передо мной встал как вкопанный, а я что сделаю? Так и
влетел ему в зад... а гаишникам что, кто сзади, тот и виновник... еле
расплатился... А "жигуль" так и ржавеет битый под окнами, и не продашь
его, и починить не на что, не говоря о том, чтоб новый купить...
- Четыре года?
- Почти пять уже...
- И за это время вы не только не смогли скопить денег на новую
машину, но и не пытались найти более денежную работу? Да и за все
предыдущие годы тоже...

- Ну, вы же знаете, в какой стране мы живем!
- Знаю. Некоторые жители этой страны к сорока годам стали
миллиардерами.
- Ага, а скольких при этом убили?
- Среди кандидатов в миллиардеры или среди людей, способных
заработать хотя бы на "Форд", извиняюсь, "Фокус"?
- Ну нету у меня способностей к бизнесу... не всем дано.

- Понятно. Значит, работать под чужим началом вы не умеете, начать
свое собственное дело не можете. Ну а что вам дано, в таком случае?
- В смысле?
- В прямом. Хоть какие-то таланты у вас имеются? Пусть даже
коммерчески невостребованные.
- Н-ну... я не знаю...

- Может, вы стихи пишете?
- В институте писал, потом забросил...
- Прочтите что-нибудь.
- Ну, я уже не помню... ну... вот, например:
Когда гуляли с тобой
Мы под полной луной,
И полночная звезда
Глядела с неба на тебя...

- Ясно. Достаточно. Ну, про музыку и живопись я уже и не
спрашиваю... Это вы будущей жене такое писали?
- Н-нет... была другая девушка, одногруппница... я, по правде
сказать, тогда так и не решился с ней объясниться...
- Ясно. И ни под какой звездой вы с ней тоже не гуляли. А с будущей
женой вас, очевидно, мама познакомила?
- А вот и нет! Ну то есть не совсем... тётя.

- Итак, жена бросила вас потому, что вы - тряпка и размазня без
каких-либо заметных способностей, будь то в возвышенных или в
практических областях. Это всё, или есть ещё причины? Лысина, дурной
запах изо рта или от ног?
- Откуда вы...
- Опыт, Илья, опыт. Знаете, сколько таких историй я уже выслушал?
Ну давайте, договаривайте уж до конца. Раз позвонили, то нечего
скрытничать. Вы импотент, не так ли?

- Нет! Ну то есть не совсем... ЭТО-то я могу, а вот детей у нас
никак не получалось... Доктор жене сказал - с её стороны все в
порядке...
- А вам что сказал доктор? Вы обследовались?
- Вы понимаете, я с детства ужасно боюсь ходить по врачам...

- Понимаю. Знаете, в чем ваша главная проблема, Илья?
- В чём?
- В том, что вы лузер. Классический и безнадежный.
- Кто?
- Господи, вы и английского не знаете? Loser. На русский это слово
обычно переводят как "неудачник", но это в корне неверный перевод,
демонстрирующий, кстати, всю разницу между западным и российским
менталитетом. "Лузер" происходит от глагола to lose - "проигрывать".
Проигравший всегда знает, что сам виноват в своем проигрыше, и
окружающие это знают, и относятся соответствующе. И поэтому, кстати,
западный проигравший сохраняет шанс добиться выигрыша в будущем. Но у
русских не так. "Неудачник" происходит от слова "удача". Русские во всем
винят слепой случай, рок, фатум, обстоятельства, ближних, дальних,
работу, природу, весь мир - но только не самих себя! И вместо того,
чтобы пытаться что-то реально исправить, они будут умиляться собственной
непутевостью, жрать водку и читать Достоевского!

- Я не пью водку! Ну чуть-чуть разве что... когда на работе
что-нибудь отмечают и всем наливают...
- Но уж Достоевского-то любите.
- Да, люблю!
- Ну еще бы. Ведь он писал о таких, как вы. И к тому же так приятно
ощущать себя интеллигентным человеком, не имея за душой никаких реальных
достижений. Только видите ли в чем дело, Илья. В XIX веке вы были нужны
хотя бы Достоевскому. Сейчас - вообще никому. Абсолютно. Вы - нуль.
Ничтожество. Пустое место.

- И... это говорите мне вы? Сотрудник телефона доверия? Я думал...
- Вы думали, что вас тут будут утешать и отговаривать? Вы
позвонили, чтобы услышать сладкую ложь вместо правды? Странные у вас
представления о доверии... Собственно, вы и врачей боитесь по той же
причине. И, что самое интересное, я ведь не сказал вам ничего нового. Вы
же позвонили потому, что сами поняли свою никчемность по всем статьям.
Точнее, поняли вы это давно, ну а признали только тогда, когда вам
стукнул сороковник. Вот, кстати, еще одна классическая глупая пошлость у
таких, как вы - привязывать оценки своей жизни к круглым датам. Да какое
значения имеют эти цифры, круглые лишь потому, что у нас на руках по
десять пальцев? Если человек ничего из себя не представляет в возрасте
тридцать девять лет одиннадцать месяцев двадцать дней - неужели надо
ждать еще десять дней, чтобы признать его жизнь провальной? Неужели за
эти дни что-то изменится? Вы ведь сами сказали - вам уже поздно пытаться
начать жизнь заново. Не могу с этим не согласиться.

- И что же по-вашему... мне и в самом деле стоит... ну...
- Вы с этого и начали разговор, не так ли? Впрочем, нет, не так. У
вас кишка тонка даже на это. Настоящие самоубийцы никому не звонят
посреди ночи, даже записки редко оставляют - они просто идут и делают
свое дело. А истеричные психопаты и ничтожества, неспособные обратить на
себя внимание ничем иным, поднимают шум на всю округу: "Ах, смотрите,
смотрите, мне плохо! Ах, жалейте, утешайте меня, не то я с собой что-то
сделаю!" Только ничего вы не сделаете. Поговорив со мной, вы уляжетесь в
свою одинокую постельку и до утра будете жалеть себя, а утром с больной
головой опять потащитесь в ненавистный офис, чтобы делать там работу за
директорскую секретаршу, которую вы ненавидите и считаете дешевой шлюхой
потому, что она никогда не даст такому, как вы. Описать вам дальнейшие
перспективы, Илья? Впереди у вас - ничего, кроме одинокой старости. Без
семьи, без друзей, без любимого дела. Без денег, что весьма немаловажно.
И без приличного здоровья, учитывая ваше отношение к медицине и
отсутствие силы воли, необходимой для поддержания себя в форме. И вы все
это понимаете не хуже меня. Но, тем не менее, не сделаете то
единственное разумное, что еще можете сделать. Потому что вы трус.

- А вот и сделаю! Сделаю, чёрт бы вас побрал! И моя смерть будет на
вашей совести!
- Ну разумеется, пенять на зеркало - как это умно и оригинально...
- Я уже влез на стул! Послушайте... я понял, это такая шоковая
психотерапия, да? Сейчас вы скажете, что на самом деле не все так плохо?
Только говорите скорее, потому что я и в самом деле стою на стуле с
петлей на шее...
- Никакой психотерапии. Терапия в вашем случае бессильна. Советую
проверить прочность веревки. Будет очень обидно упасть и сломать себе
копчик.
- Я сделаю это! На самом деле сделаю! Считаю до трех! Раз... Ну?
Два-а-а... А, будь оно все проклято! Три!
Шум падающего стула и почти сразу за ним - короткий стук
ударившейся об пол трубки. Я знаю, это не инсценировка. Я плавно опускаю
трубку на рычаг.

Ну да, номер моего телефона всего одной цифрой отличается от
телефона доверия. И я чертовски не люблю, когда меня будят звонками по
ночам.

(с) Ю.Л.Нестеренко

@темы: цитаты

---

Механическую работу выполнять ещё можно, а вот мысль от недосыпа останавливается. Как будто телевизор смотришь с собственным участием.

@темы: личное, дневник наблюдений

---

Sic!

Вчера вечером:
"— Я жажду боли и страданий. Чьи они будут, меня не колышет".
(с)

Такое записывать надо.
Так что не зря колечко летало, сдаётся Достику. И Мэнсон в тему, и круговерть агрессорская. Сказано же было - "Просите, и воздастся вам".

@музыка: Edguy "Robin Hood"

@темы: цитаты, дневник наблюдений

---

Несколько лет назад на всефранцузском конкурсе сочинений победило одно, написанное в одну строчку:
"Я встаю, одеваюсь, завтракаю и еду домой".

(Это не про то, о чём вы сейчас подумали!)

дальше

Теперь успеть бы ещё навести марафет перед конторой. Хотя неразгребённый долг бьёт Клаасу в сердце, а через три часа долбанёт в темечко.

Очень неловко звонить по трём-четырём адресам близких и случайных знакомых и спрашивать, не у них ли остались случайно твои брюки.

Выводы из недавних событий (в порядке перечисления, но не в хронологическом):
1. Невский - удивительное место. В полночь здесь можно случайно встретить людей, которых вы видели полгода/год/десять лет назад в трёх сотнях/тысячах километров отсюда и расстались без надежды на какое-либо пересечение в последующем.
2. Под Мерлина Мэнсона вполне можно танцевать.
3. Подтверждается мысль о том, что Штиров мало прицепить к батарее. Надо направить на эту батарею асфальтоукладчик, затем отполировать паровым катком. Каток можно там же и припарковать.
4. Выходя в город, не надо упускать из виду носки. Один из них может внезапно пропасть.
5. При пересечении с агрессором у заботливого страха не возникает. Хотя прущая волной ЧС ощущается "чуялом", первая реакция - непроизвольно поморщиться и блокировать невидимую дубинку невидимым поллэксом. После этого, как правило, агрессор натыкается на спокойные глаза и регулирует выброс ЧС до приемлемого уровня. И всё идёт хорошо.
6. Отправляясь из берлоги утром в понедельник, неплохо иметь при себе календарь, рюкзак, офисный набор, сменный костюм, пару комплектов обуви, галстук, цитрамон и полкилограмма моркови. Всё это может пригодиться. Ведь до следующего понедельника (а может быть и вторника) в берлогу можно и не попасть..

@музыка: Altan Urag

@настроение: усталое

@темы: соционика, личное, дневник наблюдений

---

Вам таки надо это читать?

Обдумавши, Достик приходит к выводу, что сделал так, как следовало сделать. Впрочем, от этого ничуть не менее паршиво.

@настроение: БДСМ

@темы: личное

---

Пробы ради выбрался на контрдансы. Надо же когда-то начинать. Сколько ног отдавил..

Да, кстати об ощущениях,

дальше

Достик решил вчера попробовать снять стресс нетрадиционным способом. И напросился на экскурсию в "Галерею" и в "Стокманн". Вечером пил фруктовый чай, разминал натруженные конечности, примерял обновки и пробовал понять, как он себя ощущает.
В общем, не удивляйтесь, если что.

@темы: личное, дневник наблюдений