Технические слова

[Groemlin]

На собрании фабрично-заводского комитета выступил заведующий культотделом и сказал:
— Поступило заявление от секретаря ячейки комсомола о необходимости борьбы с укоренившейся привычкой ругаться нехорошими словами. Всемерно поддерживаю. Особенно это относится к старшим мастерам: они начнут что-нибудь объяснять, рта не успеют раскрыть, как пойдут родным языком пересыпать. Получается не объяснение, а сплошная матерщина.

Все молчали. Только старший мастер недовольно проговорил:
— А как же ты объяснишь? Иной только из деревни пришел, так он, мать его, ничего не понимает, покамест настоящего слова не услышит. А как полыхнёшь его, — сразу как живой водой сбрызнут.
— Товарищи, бросьте! Семь лет революции прошло. Первые годы, когда трудно было, вам не предлагали, а теперь жизнь полегче пошла. Ну, если трудно, выдумайте какое-нибудь безобидное слово и употребляйте его при необходимости. Положим так: «Ах ты, ёлки-палки»!..

Старый мастер усмехнулся и только посмотрел на соседа, который тоже посмотрел на него.
— Детская забава...
— Да, уж не знают, что выдумать.
— Трудно будет, не углядишь за собой, — сказал рабочий с серебряной цепочкой на жилетке. — Ведь они выскакивают, не замечаешь как.
— Товарища попросите следить.
— Что ж он так и будет следом за тобой ходить, товарищ-то этот? Он тебе в рот наперёд не залезет, а уж когда двинешь, что он сделает; это не воробей, за хвост не поймаешь.

— Да, это верно, что не замечаешь. Я как-то в театре с товарищем был, — сказал другой рабочий. — Ну разговорились в буфете, барышни тут кругом. Я всего и сказал-то слова два; гляжу, барышни как брызнут чего-то. То теснота была, дыхнуть нечем, а то так сразу расчистилось, просто смотреть любо. Вздохнули свободно. Только товарищ мне говорит: «Ты, — говорит, — подержался б маленько». — «А что?» — спрашиваю. — «Да ты на каждом слове об моей матушке вспоминаешь».

— А вот за каждое слово штраф на тебя наложить, тогда будешь оглядываться, — сказал заведующий культотделом.
— Правильно. Память очистит.
— На самом деле, пора ликвидировать. А то наши ребята в девять лет, можно сказать, образованные люди, а мы все с матерщины никак не слезем.
— Никак!.. Иной раз даже самому чудно станет: что это, мать твою, думаешь, неужто уж у меня друг их слов нету!
— Вы только сначала плакаты везде развесьте, чтобы напоминало.
— Это тогда всю Москву завесить ими придётся, — проворчал старый мастер.

— А что — на фабрике только нельзя или вообще?.. — спросили сзади.
Заведующий культотделом замялся...
— За городом, пожалуй, можно, ежели никого поблизости нет.
— Вот это так! Мне по морде, скажем, дали, а я, значит, опрометью кидайся на трамвай — и за город. Отвёл там душу и тем же порядком обратно.
— Да ещё выбирай местечко поглуше, чтобы кто-нибудь не услышал, — сказал насмешливый голос. — Уж как начнут выдумывать, так с души воротит.

— Итак, товарищи, принято?
— Попробовать можно...
— Клади со служащих по рублю, с рабочих — по полтиннику.
— Что ты ошалел, что ли! — закричали все в один голос, и даже сам заведующий культотделом, — это всех твоих кишок не хватит.
— Ты по копейке положи, и то в неделю без штанов останешься, — сказал старший мастер и прибавил: — ну, прямо слушать тошно, как будто малые ребята, каким сурьезным делом заняты. А что производство от этого пострадает, — это им нипочём.
— Итак, товарищи, с завтрашнего дня.
— Как с завтрашнего дня?! Дай праздники-то пройдут, а то за три дня все месячное жалованье пропустишь.
— Верно, уж проведём по-христиански, а там видно будет.

Через неделю в мастерские зашёл директор. Два крайних парня сидели у станков и ничего не делали.
— Вы что ж? — спросил директор.
— Недавно поступили... Не знаем как тут...
— А старший мастер почему не объяснит?..
— Он начал объяснять, а потом чегой-то плюнул и ушёл.
— Позовите его...

Показался старший мастер, на ходу недовольно вытирая руки о фартук.
— Займись с ними, что же ты? Производство страдает, страна напрягает все усилия, а у тебя без дела сидят. Так нельзя.
— Сам знаю, что нельзя, — ответил мрачно старший мастер и подошёл к парням. — Ну, чего же вы?., гм... гм... тут не понимаешь?, ёлки-палки! Ведь тебе русским языком!.
Он не договорил и плюнул.

— Ну, что же? — сказал директор.
Старший мастер посмотрел на него, потом сказал:
— Отойди-ка малость...
— Зачем? - спросил удивлённо директор, однако отошёл в сторону.
Старший мастер оглянулся по сторонам, потом нагнулся к парням и сказал шёпотом:
— Что же вы, мать вашу!.. Куда ты воротишь! Не видишь?..
— Так бы и говорил, а мы почём знали, — сказали парни.

Директор оглянул рабочих, подошёл поговорить, но тот, с которым он заговорил, в середине разговора вдруг осёкся и оглянулся по сторонам.
— Что вы, как варёные, нынче? — сказал директор. — Недовольны, что ли, чем?
— Нет, ничего...
— А что же, в чём дело?.. Комсомол налаживает работу?
Старший мастер, посмотрев исподлобья, сказал:
— Налаживает... Скоро так наладит, что никто ничего делать не будет.
— А почему прогулов на этой неделе больше?
— На стороне много работали, — сказал председатель фабзавкома.
— Это почему?
— Поистратились маленько, прирабатывали...
— На что поистратились?
Председатель не знал, что сказать, и оглянулся на подошедшего заведующего культотделом.
— На культурные... цели.

— Так, милый мой, нельзя. Вы на культурные цели сбор делаете, а материальная сторона терпит убыток. Это я тогда ваши культурные цели к... матери пошлю. Ни в чём меры у вас нет. Вот хоть бы взять эти плакаты: вы их столько понавешали, что куда ни ткнёшься, везде они в глаза лезут. Намедни приехал замнарком, осмотрелся этак издали в зале и говорит: «Хорошо посмотреть, сколько у вас плакатов. Это что — лозунги?» А я, признаться, не посмотрел, да и говорю: «Лозунги». А потом к какому плакату ни подойдут, а там всё про матерщину. Гляжу, уж мой замнарком что-то замолчал. Я ему диаграммы показываю, а он издали махнул рукой и говорит: «Не надо, я уж читал»...
— Конечно, надо и за этой стороной смотреть, потому что эта позорная привычка так въелась, что сами часто страдаем от нее. Вот у нас был один товарищ, ценный работник, доклады хорошо читал по истории революции, но слова одолевали. Бывало, читает всё ничего, как до московского восстания дойдёт, — так матом!.. Так вот я говорю, что против этого ничего не имею и даже сам всемерно содействовать буду. В самом деле, пора ликвидировать это безобразие.
Особливо старшие мастера, они, мать их... ни одного слова сказать не могут без того, чтобы...

— Две копейки с вас, товарищ, — сказал подошедший к директору секретарь ячейки комсомола.
— Какие две копейки?
— За слова. Обругались сейчас.
— Когда я ругался? Что ты, мать!..
— Восемь, как за повторение.
— Да пойди ты...
— Да ну их к чёрту, гони их! — закричали вдруг все — Осточертели!
— Эти молокососы ещё вздумают на голове ходить.
— Прямо тоска уж взяла, — к кому ни подойдёшь, все молчат. У него спрашиваешь про дела, а он, как чумной, оглядывается по сторонам, потому этими двумя копейками до последнего обчистили.
— Верно! От мастеров от старших не добьёшься ничего, объяснять совсем перестали.
— Покорно благодарю... — сказал старший мастер, — я вчерась за своё объяснение восемь гривен заплатил...

— У меня пять человек детей, работаю с утра до ночи, — сказал рабочий с цепочкой, — а я должен ругаться: «Ёлки-палки»... Прямо вспомнить стыдно, ей-богу. Только что вот на воздухе в праздник и очахнешь немного.
— Нет, уж вы, пожалуйста, свое дело делайте, а нам работу не портите, — сказал директор, — а то вы опыт устроили, а завод за неделю только 80 % производительности дал.
— Молокососы, — закричали сзади, — об деле не думают... только страну разорить... и так нищие!
— Пиши резолюцию, — сказал директор.
«Ввиду невозможности быстрой отвычки от употребления необходимых в обиходе технических слов, считать принятую культотделом меру преждевременной и слишком болезненной, вредно влияющей на самочувствие и производительность». Какую меру — в протоколе упоминать не будем. Так ладно будет?
— В лучшем виде! Завтра же на полтораста процентов нагоним! — крикнули все.
А старший мастер повернулся к заведующему культотделом, посмотрел на него и, засучив рукава, сказал:
— Ну-ка, господи благослови — бесплатно!


(с) Пантелеймон Романов, 1925 г.

@темы: книги, язык мой, цитаты