Куда девался жеребец?
Рабби Симха-Бунем из Пшисухи не спорил с всеобщим мнением, согласно которому еврею надлежит думать о высоких материях. Он просто считал, что у этого образа жизни есть и свои издержки. Вот притча, которой Ребе обычно иллюстрировал эту мысль.
— Царевич купил чистокровного арабского скакуна и, чтобы уберечь его от зоркого глаза и проворных цыганских рук, приставил к нему сторожа. И не какого-нибудь, а умного сторожа. Как-то ночью, мучась бессонницей, вышел царевич во двор. «О чём ты думаешь?» — спросил он сторожа. «Да вот, ломаю голову: куда девается извёстка, когда в стену забивают гвоздь?» «Серьёзный вопрос», — согласился царевич. История повторилась и назавтра. На этот раз сторож думал о том, куда девается дырка. На третью ночь, - «О чём ты думаешь на этот раз?» — спросил царевич. «Я всё себя спрашиваю: вот конюшня, вот я, куда же девался жеребец?»
Рабби Симха-Бунем из Пшисухи не спорил с всеобщим мнением, согласно которому еврею надлежит думать о высоких материях. Он просто считал, что у этого образа жизни есть и свои издержки. Вот притча, которой Ребе обычно иллюстрировал эту мысль.
— Царевич купил чистокровного арабского скакуна и, чтобы уберечь его от зоркого глаза и проворных цыганских рук, приставил к нему сторожа. И не какого-нибудь, а умного сторожа. Как-то ночью, мучась бессонницей, вышел царевич во двор. «О чём ты думаешь?» — спросил он сторожа. «Да вот, ломаю голову: куда девается извёстка, когда в стену забивают гвоздь?» «Серьёзный вопрос», — согласился царевич. История повторилась и назавтра. На этот раз сторож думал о том, куда девается дырка. На третью ночь, - «О чём ты думаешь на этот раз?» — спросил царевич. «Я всё себя спрашиваю: вот конюшня, вот я, куда же девался жеребец?»