Просматривая воспоминания наркома авиационной промышленности А.И.Шахурина, наткнулся на занимательную зарисовку перепалок между двумя продавцами в московской электротехнической конторе летом 1917 года. Чем-то знакомым повеяло.
читать дальше«Работать по найму я начал с тринадцати лет — в мае 1917 года поступил учеником в электротехническую контору И. Г. Заблудского, которая помещалась на Кузнецком мосту. На небольшой площади, откуда начинается Кузнецкий мост, стояла церковь, а в глубине, с левой стороны, был дом в два этажа с подвалом. Его и занимала эта контора с вывеской, тянувшейся метров на десять. Работая в городе, да еще в такое бурное время, я как бы перешёл на следующий курс своих жизненных университетов. Хотя мой дооктябрьский производственный стаж составлял всего шесть месяцев, но эти месяцы значили для меня очень много. Контора выполняла заказы на предприятиях и в квартирах. Кроме того, оптом и в розницу торговала электротехническими товарами. Когда случались вызовы, я уходил с электромонтером как его ученик и помощник. Остальное время помогал продавцам.
Один из них, Константин Иванович Большаков, молодой, всегда хорошо одетый, располагавший к себе, по своим взглядам был убеждённым большевиком. Другой, Александр Иванович Цыганков, лет пятидесяти, полный, с пышными скобелевскими усами и стрижкой бобриком, обычно в мундире без погон и лакированных сапогах, до поступления в контору служил в полиции. Он абсолютно ничего не делал, хотя и числился продавцом: ходил по залу, заложив руки за спину, или сидел в кресле и дремал. Думаю, что хозяин держал его, как говорится, на всякий случай, до «лучших» времен. В наступлении этих времен никто не сомневался. Главным занятием Цыганкова были ожесточенные политические споры с Большаковым.
Эти споры, невольным свидетелем которых я был, оказались для меня отличной школой. Власть ещё находилась в руках Временного правительства. Было объявлено о созыве Учредительного собрания. Все партии развернули широкую агитационную кампанию, стремясь привлечь будущих избирателей. Для меня, выросшего в деревне, свержение самодержавия было событием, никак не укладывавшимся в голове. А тут Большаков называл свергнутого царя Николаем Кровавым, и, по его словам, выходило, что нужно передать власть в руки трудящихся, заводы и банки сделать собственностью государства, землю отдать крестьянам, прекратить войну, заключить долгожданный мир.
С разинутым ртом наблюдал я баталии в конторе. И вскоре стал горячим сторонником Большакова, потому что всё, о чем он говорил — об угнетении народа, о его нужде и бесправии,— наша семья испытывала на себе. Я не мог, да и не пытался вступать в споры. Но если бы дошло до рукопашной, вряд ли удержался от участия в свалке, понятно, на чьей стороне. (До рукопашной, впрочем, тогдашние хомячки так и не дошли.
- G.)
Когда у монархиста не хватало аргументов, он начинал кричать:
— Скоро мы вас, большевиков, перевешаем на фонарных столбах.
Константин отвечал:
— А мы сожалеем, что не всех вас, полицейских и монархистов, перестреляли в Февральскую революцию, но это при случае исправим!
Таких и подобных перепалок мне довелось услышать много. »
(с) А.И.Шахурин "Крылья победы" (М., 1983)
militera.lib.ru/memo/russian/shahurin/02.html